подавленным количеством вещей, вещей, разлученных с создавшим их творческим духом. Лабиринт его не интересовал. Он остался в библиотеке, чтобы освежить душу новыми идеями. В открытые окна долетал смех людей, заплутавшихся в бесконечных дорожках.

2

Майкл не был библиофилом, но был полон ненасытного умственного любопытства. Он не ценил книг как таковых, но только идеи и эмоции, которые они возбуждали. Он был страшно любопытен, но не питал ни к чему почтения. Он приветствовал новые идеи, как, говорят, дровосеки приветствуют новых товарищей, ударом кулака по лбу. Если идея не могла устоять на ногах, он предавал ее забвению. Идеи, не выдерживающие грубого обращения, он считал не стоящими внимания. Он обладал колоссальной способностью ассимилировать мысли. Он читал все и думал обо всем… Он был один из тех немногих, кто может ценить идеи безумцев, поэтому выбор книг у него был широк и разнообразен. Он был умственный аристократ и обладал аристократическим чувством юмора. Он видел вокруг себя мир нелепостей. Новое язычество – обожествление механической силы – оказалось так внушительно, так богато обрядами и так щедро на хлеб и зрелища, что породило культ божества. Так появился культ химии, культ биологии и других наук.

За это время бог лишался одной прерогативы за другой, пока ни сделался чисто биологической необходимостью, и в этом виде он продолжает играть свою роль в качестве вселенной. Вначале он, по-видимому, действительно проявлял некоторую активность: создал капельку зародышевой плазмы и несколько электронов. После этого он бросил работу, и законы науки взяли на себя заботу о мире.

Исследуя современное язычество, Майкл пришел к глубочайшему открытию – к убеждению в неспособности ума второго сорта понимать духовные факты. В науке он взвешивает и измеряет; в экономике работает формулами; в религии понимает только награду и наказание; в жизни – только успех и неудачи.

Что касается самого Майкла, то он мог вытянуть руку и коснуться бога. Иногда он делал это ради шутки. Что касается существования души свою душу он ощущал так же ясно, как башмаки на ногах. А по временам он слышал смех бога, раскатывающийся по вселенной. Его поражало, что всякая логика, доведенная до предела, несет в себе противоречие истине. В этом открытии он видел границы силлогизма как средства исследования реальности. Раздумывая над этим, он собирался писать книгу под заглавием «Мир как масса противоречий», по образцу шопенгауэровского «Мир как воля и представление». Из этого проекта ничего не вышло. Такая книга он предчувствовал это – будет слишком курьезна, чтобы серьезный интеллект второго сорта принял ее в настоящем философском духе.

(До сих пор остроумные критики считают Майкла Уэбба комбинацией гения и осла. История, вероятно, подтвердит их приговор.)

3

Итак, наш герой сидел в библиотеке и рассматривал честное лицо Остина Стонера, честного библиотекаря Эллерманов. Представьте себе худого, тщедушного человека, лет пятидесяти, с острой бородкой цвета соли с перцем и детскими голубыми глазами. Он носит галоши, кашне, ведет дневник, говорит «клянусь Готфридом» и не ругается, когда ему надоедают. В ранней молодости мистер Стонер был застенчивым писцом в пыльной захудалой книжной лавке своего отца. Потом десять лет работал в каталожной нью-йоркской библиотеки рядом с милой молодой девушкой, похожей на сову в очках. С этой очкастой девушкой он изредка говорил о книгах. Он восхищался ею и был невероятно одинок. В течение трех тысяч однообразно следующих друг за другом вечеров – приблизительно около пяти часов вечера он старался набраться храбрости, чтобы спросить ее, нельзя ли зайти к ней в гости, но так на это и не решился. Она его тоже любила и три тысячи вечеров думала о том, не пригласить ли его к себе в гости, но так и не сделала этого, опасаясь, что он может счесть ее развязной и доступной. Потом он ушел из публичной библиотеки и пятнадцать лет был отшельником. Его келья была в библиотеке известного атлетического клуба. Здесь он редко видел лицо человека; после многих лет совершенного одиночества он с трудом удерживался, чтобы не скрываться, как пугливый зверек, когда кто-нибудь входил в библиотеку взглянуть на «Всеобщий альманах». Он не был образован, но благодаря соприкосновению с книгами был пропитан эрудицией, как повар пропитан салом. Он любил книги как книги, независимо от их содержания, и часто читал их, совершенно не понимая содержания. Глотал страницу за страницей таинственной галиматьи. Но даже этот невинный спорт ему, наконец, надоел, и в течение последних лет службы в качестве отшельника при клубе он начал писать дешевые авантюрные рассказы. Журналы кровавых приключений брали у него все, что он производил, платили полцента за слово и восхваляли в безграмотных статьях.

Ричард Эллерман наткнулся на него в клубе лет за семь до начала нашей истории и сделал его своим библиотекарем. В поместье Эллермана он жил в библиотечном раю. Ему было ассигновано две тысячи долларов в месяц на приобретение книг без всякого контроля. «Приходится покупать штук пятьдесят-шестьдесят вот таких ежемесячно, объяснил он Майклу Уэббу, показывая на роман с краснощекой девицей на обложке. – Я не накупал бы их столько, но нельзя угадать, что им понадобится». Остальные деньги он тратил на удовлетворение своего вкуса к литературным курьезам. Эллермановская библиотека обладала первыми изданиями почти всех поэтов; лучшей существующей коллекцией книг о пиратах; всей литературой о поклонении змеям; манускриптом поэм Юджина Фильда; один отдел был всецело посвящен книгам о странных и безумных религиях.

4

Теперь Остин Стонер был возбужден. Наконец, перед ним был посетитель, который действительно мог оценить странные и редкие создания, которые он собрал вокруг себя. Он смешно нагибался над своими полками жесткие полы длинной визитки торчали сзади, как крылья кузнечика. Он приносил охапки книг и открывал их на определенных страницах.

– Вот вам будет интересно просмотреть, – сказал он, положив на стол два обширных тома. Майкл прочел заглавие: «Коварные измышления Венеры», Уолтера Лангмуйра. Он никогда о нем не слыхал.

– Что это такое? – спросил он.

– Это о том, какими способами женщины стараются навести на себя красоту, – ответил Стонер, сел и открыл один из томов. – Автор знает и описывает все их уловки. Тут масса фактов, и все это очень интересно. Знаете ли что они делают, чтобы нога казалась меньше? – с жаром продолжал он, наклонившись над книгой, точно худая птица с блестящими глазами.

– Не знаю. Что?

– Существует несколько способов. Один – это поставить каблук в середину подошвы. Посмотрите, – он показал страницу с рисунками женских ног, посмотрите на эту женщину: у нее здоровенная нога – седьмой номер, – а все знакомые думают, что у нее номер третий, потому что каблук не на месте. Удивительная книга! Все объясняет. Автор несколько лет потратил на личные исследования. Известно ли вам, что они никогда не моют лица.

– Неужели? – спросил Майкл. – Что же они делают?

Стонер быстро перелистывает книгу.

– Здесь все описано, – примирительно шептал он. Они употребляют кольд-крем. Ведь это все равно, что втирать в лицо масло. Чем, по-вашему, они подтягивают чулки?

– Такими круглыми подвязками, – сказал неуверенно Майкл. Разве не так? Я, знаете ли, не женат и не знаю таких вещей.

– Я тоже не женат, – хихикнул Стонер. – И не зачем, если у нас есть такая книга, прибавил он с торжеством. Нет, подвязок они не носят! Я вам сейчас покажу. И он разыскал ряд иллюстраций. – Вы видите, они надевают такую сбрую и все к ней пристегивают. Она тянет чулки кверху, а корсет книзу. Видите, вот так.

Взяв книгу в руки, Майкл заметил:

– Я думаю, что это устарело, Стонер. Совершенно несовременно. Теперь корсетов не носят.

– Носят! Пари держу, что носят! Это авторитет. Он знает. Знаете ли вы, что они приделывают фальшивые ресницы? Что вы об этом скажете?

– Ерунда! – Майкл покачал головой.

– Уверяю вас, нет! Лангмуйр это определенно утверждает. Но пока вы проглядите эти два тома, я вам