рукой в перчатке на маленькую итальянскую виллу с красной крышей, в ста ярдах ниже от них по дороге.

Она пустила автомобиль тихим ходом. Они шли рядом и скоро достигли зеленых ворот виллы; высокая оштукатуренная стена была увита плющом. Дом с улицы не был виден. Он расположился среди сада, полного цветов и обломков скульптуры. Кругом росли высокие тополя, а посреди террасы поднимался раскидистый вяз. Под ним был накрыт чайный стол. Серебро сверкало на белой скатерти. У порога дремала черная кошка.

– С мотором что-то неладно, – сказала мисс Меррифильд, останавливая машину. – Это продолжается уж недели две. У него какие-то перебои, а иногда он страшно стучит.

– Не похоже на плохой бензин, – произнес Хэнтер, нагибаясь к капору медленно двигающегося автомобиля.

– Может быть, ослаб подшипник шатуна? – высказал свое предположение Майкл. В наше время в Америке каждый считает себя механиком.

– На вашем месте я бы отправил его в починку, – сказал Хэнтер, когда мисс Меррифильд вышла из автомобиля, остановив его перед террасой.

– Мало толку! – весело засмеялась она. – Подозреваю, что мастер в нашей деревне – ваш ученик, мистер Уэбб. Во всяком случае, он убежден, что надо быть мастером второго сорта.

– Держу пари, что он успешно ведет свои дела, – сказал Майкл.

– Ну да! – согласилась она. – Он всегда уверяет, что с мотором нет ничего особенного. Ужасный оптимист. Потом он кое-как его чинит, так что с месяц можно опять ездить.

Майкл смотрел на нее и тихо смеялся. На ее губах сначала появилась тихая улыбка, потом мисс Меррифильд присоединилась к нему, и оба смеялись, как дети. Хэнтер поднял капор и погрузил голову внутрь.

– Вам весело? – спросила она. Не знаю, что тут такого смешного, но я не могу равнодушно видеть, как вы смеетесь.

– Ах, я смеюсь над моими последователями! – ответил Майкл.

– Хорошо. Пойдемте же пить чай, – улыбнулась она. – Мы найдем еще, над чем посмеяться. Вот – Сикспенс, – указала она на кошку, которая проснулась и зевала, широко открывая рот. – Я заплатила за нее шесть пенсов в Девоншире, где черных кошек считают особенно счастливыми животными.

Горничная–француженка принесла чай и печенье.

– Я думаю, все дело в том, что испортилась передача на распределительном валу, – сказал Хэнтер.

– Это только ваше мнение или аксиома? – спросил Майкл.

Хэнтер усмехнулся.

– Я сказал бы, что аксиома. Конечно, я не непогрешим, но знаю то, что знаю.

– Так я скажу вам, что я сделаю, – объявил Майкл. – Мисс Меррифильд, я возьму костюм у эллермановского шофёра и приду к вам завтра чинить ваш автомобиль.

– Благодарю вас, – сказала она. – Но право, я не могу этого допустить. Вы хотите наказать себя и отвечать за то, что я раньше сказала о ваших учениках… Но это же была шутка. Я совсем не хотела этого сказать. Я отправлю автомобиль к нему.

– Нет, пожалуйста, позвольте мне самому сделать это, – настаивал Майкл. – Я люблю труд механика. Это будет страшно приятно.

– Я тоже приеду помогать мисс Меррифильд, – поддержал его Хэнтер.

– Вот и отлично, – заметил Майкл. – Тогда это можно будет организовать как следует. Я буду наблюдать за работой, а Хэнтер полезет под машину. Я наблюдаю еще лучше, чем чиню.

– Превосходно! Я вам очень благодарна. В таком случае приходите и чините, если вам это нравится. Потом будем завтракать.

– А пока мы будем работать, вы будете читать нам стихи, – предложил Майкл.

– Конечно, согласилась она. – Как же иначе? Но ведь это ужасно грязная работа, правда? Я все же думаю, – лучше этого не делать.

– Грязная до чрезвычайности, – сказал Майкл. – Именно поэтому мы за нее и беремся. Прекрасный предлог, чтобы испачкаться.

– Вы большой ребенок, – заметила мисс Меррифильд. Вероятно, если бы вас поощряли, вы стали бы лепить пирожки из грязи.

Человечеству известно: когда женщина называет мужчину ребенком, это значит, что она начинает питать к нему повышенный интерес. Майкл это знал, и это его окрылило. Про себя он удивлялся эффекту такого простого приема. «Будь я женщиной, – думал он, – я называл бы ребенком каждого мужчину до семидесятилетнего возраста и разливал бы вокруг себя счастье».

– Ах, я вспомнила! Завтра как раз нельзя! – Воскликнула мисс Меррифильд. – Я завтра еду к знакомым в Гринвич. Можно послезавтра?

Майкл и Хэнтер были согласны.

– Вы оба, в самом деле, любите заниматься машинами? – произнесла, задумчиво глядя на них, мисс Мepрифильд. – А женщины не любят. Удивляюсь, почему?

– Потому что женщины – женщины, – заявил Майкл

– Вы хотите сказать, что женщинам не хватает конструктивных способностей.

– Нет, – ответил Майкл. – Женщины, по-моему, обладают такими же конструктивными способностями, как и мужчины. Часто это только не развито. Но большинству женщин не хватает способности обобщать.

– Какое же отношение это имеет к машинам? – задумчиво спросила мисс Меррифильд.

«Эта дама не любит легких разговоров, – подумал Майкл. – Желает добраться до сути вещей».

– Техническое изобретение, продолжал он, – ecть результат приложения общих законов сил и энергии. Чтобы отчетливо понимать, надо уметь делать обобщения относительно приложения сил, а женскому уму это обычно не свойственно.

– Я во всяком случае люблю обобщения! – воскликнула мисс Меррифильд.

– Я вижу, признал это Майкл. – Я и не говорю, что это свойственно всем женщинам… Но гордиться мужской любовью к обобщениям, право, не следует.

– Но это удобно и сокращает работу, – сказала мисс Меррифильд, играя ложечкой и блюдцем. Это так помогает классифицировать.

– Это – второй порок человеческого разума, – говорил Майкл. Первый – постоянство. Второй – обобщение. Оно сокращает работу, но часто, почти всегда, оно бывает ошибочно. Рассмотрите несколько обобщений. Например: все южане любезны? Конечно, это не так. Все евреи жадны и ловки? Этого тоже нет. Всякое образование полезно? Тоже нет. Самоучки достойны доверия и одобрения? Это старое обобщение пользуется большой любовью. Оно совершенно ложно. Одни заслуживают доверия, другие – нет. Все люди созданы равными? Это тоже неверно. Они не равны и рождаются неравными – с разными способностями….

Раздался шум автомобиля, остановившегося у ворот.

Минуту спустя впорхнула очаровательная мисс Фанни Торнтон. Мужчины неловко стояли у чайного стола, пока раздавались женские охи и ахи. Постепенно положение прояснилось. Мисс Торнтон вызвали телеграммой в Лос-Анджелес.

«Итак, существует же где-то человек, который может вызвать мисс Торнтон, – думал Майкл. – Как он должен гордиться своей властью».

Она торопилась на поезд.

– Выпейте чашку чая, – предложила мисс Меррифильд.

– Нет, ни минуты! – ответила особа, чье личико, получило известность по тысяче снимков. – Ни одной минуты! Я забежала только проститься. Я так хорошо провела здесь время. Все были так милы.

Она радостно засмеялась. Майкл заметил, что когда она смеялась, нижняя губка у нее образовывала подвижный треугольник. Был виден ее кошачий язычок и белые зубки… Она казалась не такой прекрасной, как накануне. Майкл с мужской недогадливостью удивился, что с ней. Его озадачивала фарфоровая хрупкость ее фигуры и розовый воск лица. Потом он понял, что она кажется другой потому, что он видит ее одновременно с мисс Меррифильд. Простота мисс Меррифильд, ее серо-зеленые глаза, густые с медным отливом волосы, бледное лицо, – все светилось внутренним душевным светом, перед которым идол экрана казался прозрачным и бесцветным. Искусственный цветок в букете роз.

Она долго и горячо целовала мисс Меррифильд.

– Дорогая, вы должны приехать ко мне в Лос-Анджелес, – настойчиво повторяла она. – Я должна отплатить вам за то хорошее время, которое провела с вами.

– Постараюсь. Может быть, приеду, – говорила мисс Меррифильд.

Простившись с Хэнтером, она обернулась к Майклу и ласково взяла его руку.

– Прощайте, м-р Уэбб, прощайте, – заговорила она. Старайтесь не волноваться, обещайте мне это непременно. Пожалуйста, прошу вас.

– Да, мисс Торнтон, я обещаю… – сказал он и, движимый духом противоречия, прибавил – прислать вам остальные четыре акта? Я могу кончить их в неделю если буду работать как следует.

Мисс Торнтон приложила палец к губам и печально покачала головой.

– Нет, пожалуйста, не надо!

2

– Она очень ласковая женщина, –