у церкви до каменной ограды, за которой лежат старые и новые покойники. Наутро лицо Овида казалось еще грубее обычного. Бенуа, производя смотр внешнего вида всей прислуги, посчитал его до того неприглядным, что разозлился.

– Нет, тебе решительно нельзя показываться рядом с королем!

– Да я бы и рад, Бенуа. Но король настаивает, чтобы с ним был кто-то из его матросов. Кроме меня некому.

– Что с тобой такое? Ты болен?

– Я… нет. Просто кладбищ я не люблю.

– Никто не любит кладбищ, дуралей.

– Да, но я их терпеть не могу!

Бенуа воздел глаза к небу. Деликатничать со стражником у него не было времени (да и душевных способностей).

– Ну? И что теперь? За ручку тебя, что ли, держать?

Овид простодушно поймал его на слове.

– Серьезно, Бенуа? Ты правда сделаешь это для меня?

– За ручку?!

– Ну, скажем, просто стоять рядом или прямо за спиной? Сможешь, а?

Бенуа колебался. Ему не нужны были лишние хлопоты, но паникующий стражник – не нужен и подавно.

– Ладно, – согласился он, снова воздевая глаза к небу, – теперь ступай, приведи мне Феликса. Держу пари, он одет как какаду. И ленты небось в свои бараньи патлы вплел. Строгий стиль его, видите ли, стесняет…

– Спасибо, Бенуа, ох, спасибо! – крикнул Овид, переполняясь благодарностью.

– Проваливай.

Блез де Френель был шутом для всех и мудрецом для многих. На его похороны собралась немалая толпа. Лисандр бросил в могилу мушки на форель, по одной для каждого времени года. Остальные бросили по горсти земли, даже Овид, который чувствовал за спиной Бенуа и смог пересилить страх; и даже Мадлен, недавно поправившаяся от гриппа, к великому сожалению Иларии. Тибо не мог отогнать мысль, что, возможно, в тесной череде могил за кладбищенской стеной следующая будет для него.

Когда могильщик закончил свой труд, Бенуа направил собравшихся на поминки в большую столовую вольных ремесел. Бледный свет падал на превращенные в закуски пайки, на потемневшие от времени картины и декоративные вазы, напоминавшие урны с пеплом. Обстановка была гнетущая. У Лисандра все еще слишком болел живот, чтобы смотреть на еду, и он догадывался, что Батист не упустит случая набить желудок задарма. Из вежливости он решил все же появиться ненадолго, но при первой возможности улизнуть через заднюю дверь. Увы, едва он вошел, как Тибо и Гийом устремились к нему с разных концов залы.

– Лисандр! Как ты? – накинулся на него Тибо с явным беспокойством.

– Все в порядке, а что?

– Ну как…

Тибо осекся. Он не хотел лишний раз ему докучать. Но тут подошел Лебель.

– Как ты, Лисандр?

Вместо ответа тот только насупился.

– Что ж, ладно… – замялся Тибо. – Мы просто хотели убедиться, что все в порядке. Так ведь, капитан?

Гийом задумчиво кивнул.

– Честно говоря, это к лучшему, – сказал наконец Лисандр самым будничным тоном. – Он, бедный, ничего уже не мог делать. Вы-то сами стали бы долго дожидаться, если бы вас приковало к постели? Думаю, нет, вы бы быстро очистили палубу.

Поскольку король с капитаном словно остолбенели, он прибавил:

– Отлично, тогда я вас оставлю, у меня на вечер другие планы.

И вышел из дверей, как раз когда Батист в них входил.

– Какое присутствие духа, ты подумай, – проговорил Тибо.

– Присутствие духа? Скорее отсутствие чувств.

– Думаешь, он не может справиться с потрясением?

– Думаю, он его даже не заметил.

Какое-то время оба размышляли, как бы Лисандру помочь, но пришли к тому же выводу, что и Блез: Лисандр должен сам найти ключ к своей душе.

А пока что он шел куда глаза глядят, радуясь, что сбежал от Феликса. Ноги, разумеется, привели его к излучине реки, где росла огромная ива, между корней которой пряталась форель, – Блез звал это место «рыбацким раем». Лисандр пожалел, что пришел сюда. Он не хотел думать о Блезе.

Верная еще не вошла в прежние берега после засухи. Вода была до того мелкая, что невидимые прежде камни выступали вдоль не существовавших прежде берегов. Лисандр сел на один из них. Чтобы не смотреть ни на реку, ни на иву (которые напоминали ему Блеза), он поднял глаза к небу и все-таки подумал о нем: наставник любил рыбачить именно в такие дни, когда висят грозовые тучи.

Вдобавок он как назло чувствовал сквозь подкладку пиджака «шапочку» Клемана, которую получил в наследство. Наверное, он мог бы продать ее в порту, моряки с ума сходят по оберегам от утопления. И что делать с деньгами? Они ему, в общем-то, не нужны. Вдали кричали вороны. На каждый их крик Сумерка вонзала когти ему в плечо. Она как обычно отрыгнула комок всего, что не переварилось за день. Лисандр, увы, так не умел. Все события, которые он не мог переварить за свою жизнь, копились у него в животе. Плотным комом. Ледяной сталью. Ему было холодно, но он совсем не хотел шевелиться. Он вообще ничего не хотел.

Пустота, необъятная пустота, пока из реки вдруг не выпорхнул стрелой зимородок. Он обрызгал Лисандра водой и снова нырнул до самого дна. Затем через пару секунд вынырнул, взлетел повыше, спикировал и нырнул обратно. Это был прекрасный самец с переливчатым оперением, но несмотря на ловкие пике он все время выныривал без рыбы. Лисандр удивился, почему он еще не улетел; почему появился из воды, а не с неба; и почему Сумерка его как будто не замечает. Он понял не сразу. А когда понял, то чуть не свалился с камня.

Это был не зимородок.

В Краеугольном Камне такое считалось обычным явлением: в течение недели после смерти усопший мог один раз прийти к кому-то из живых. Он являлся в виде животного или растения, и нарочно так, что не спутать. Король Альберик прилетел к адмиралу Дореку альбатросом, чтобы тот позволил Тибо и Эме обручиться; Клеман де Френель явился королеве в виде белки, чтобы она не винила себя в его смерти. А теперь Блез…

Лисандр поднялся на ватных ногах. А он-то даже думать о нем не хотел… Лисандр стал терпеливо наблюдать.

Долго ждать не пришлось. Зимородок вновь разбил водяную гладь, расправив бирюзовые с рыжиной крылья – точно мазки кистью на сером холсте неба. Казалось, он всякий раз выныривает из одной точки, и ныряет туда же. Зачем? Как только поверхность воды успокоилась, Лисандр прищурился и вгляделся в песчаное дно. На долю секунды там будто блеснуло что-то серебристое. Рыба? Если рыба, то на удивление неподвижная. Легкая добыча, однако птица по-прежнему возвращалась ни с чем.

Зимородок вновь ушел под воду и вынырнул. Все в том же месте, все так же без