Она уже видела, что боевая машина ксенофобов действительно попала под луч лазера, рассекшего её почти пополам как раз во время трансформации. Одна часть оставалась похожей на настоящую кобру со сплющенным капюшоном, которому этот тип и был обязан своим названием. Сейчас эта часть безжизненно лежала на земле. Другая половина – непомерно, гротескно раздутая – напоминала слегка спущенную сфероидную камеру с обвисшими, волочащимися чёрными шипами и щупальцами – типичная форма боевой машины «альфа». Вот эту-то сферу и разрезал луч лазера уорстрайдера; её чёрные блестящие внутренности дрожали при малейшем движении, истекая липкой на вид, тягучей смолянистой жидкостью, в которой можно было заметить полурастворённые кусочки какой-то органической массы. Поблизости лежали в пыли еще пять-шесть жемчужных сфер, живых и неживых, полурасплавленных, изуродованных, в лужах той же горячей смолы. Над некоторыми тоже висели в воздухе шары, сферы-путешественники. Подкрепление, подумала Катя. Пытаясь осмыслить происходящее, она прибегла к хорошо знакомой военной аналогии. Часть команды погибла, и прибывшие силы поднимаются на борт. А может, это инженерная группа, в задачи которой входит только ремонт? Разобраться в том, что происходило у неё на глазах, было невозможно. Из пыли и тумана возникали огромные остроугольные формы, напоминающие осколки битого стекла, некоторые весьма причудливых очертаний. Катя видела их и прежде, когда посещала миры ДалРиссов, подвергшиеся нашествию ксенофобов.

Ещё более непонятное творилось с изувеченным телом «кобры», из которого вырастали какие-то шевелящиеся, пузырчатые отростки, как будто оно росло, оживало, излечивалось прямо у неё на глазах.

Осталось двадцать пять метров. Её ещё не заметили. Не заметили? Смолянисто-слизистые куски просто не видели её, у них не было глаз, не было ничего, что хотя бы отдаленно напоминало органы чувств. Ей вспомнился рассказ Дэва о том, что у ксенофобов совсем иначе происходит восприятие мира. Как они чувствуют? На что похоже их представление о действительности? Должно быть, ксенофобы глухи и слепы, решила Катя; может быть, они ощущают внешний мир только через искусственные органы своих органических машин?

– Катя! – голос Хагана донесся до неё через шипение и щелканье разрядов откуда-то издалека. – Ты в порядке?

– Все отлично, Вик. – Она заранее подключила комрап к В-разъему, чтобы не приходилось говорить: ответ передавался непосредственно из мозга через цефлинк. Такой способ прекрасно подходил для связи на небольшом расстоянии. Кроме того, при голосовом контакте мешала бы маска да и вряд ли ей удалось бы скрыть свою тревогу и неуверенность. Недостаток заключался в том, что радиочастоты сейчас были забиты помехами – сказывалось присутствие ксенов, – шум которых напоминал тяжёлый рёв прибоя. – Пока никакой реакции.

– Мы… пссс… ты бро… сссс… случ…

– Извини, Вик… что-то я тебя не поняла. Скажи-ка ещё раз, только погромче.

Шум в ушах усилился – Вик Хаган увеличил мощность сигнала.

– Я говорю, что мы взяли эту тварь на мушку. Если я крикну «вниз», ты бросайся на землю. Не хватает только, чтобы тебя случайно зацепило.

– Слышу, Вик. Но… сядь на лед, о'кей? – «Сядь на лёд» на военном сленге означало «будь спокоен, не поддавайся эмоциям». – Давай подождём, посмотрим, что получится.

Хаган промолчал, а может, она не расслышала ответ. Пройдя ещё пять-шесть метров, Катя поняла, что «кобра», которую она считала боевой машиной, сходной по духу, если не по форме, с уорстрайдером, имеет черты, свойственные живым существам. И если тусклая, безжизненная поверхность напоминала металлопластик или металлокерамику, то внутренняя часть, влажная и пульсирующая, походила на полость тела некоего животного.

Как разделить создателя и его творение, мастера и его инструмент? Ясно, что ксенофобы обладали технологией, близкой в некоторых отношениях к биоинженерии ДалРиссов. Они не столько производили, изготавливали инструменты, сколько выращивали их в своём теле, строя из молекул посредством недоступного и непонятного людям самовоздействия.

Катя почувствовала, как по спине пробежал холодок. Ей было страшно, но страх вызывала не жуткая картина, представшая её глазам, не уродливость странных, незнакомых созданий. Они были столь непохожи на что-либо узнаваемое, что просто не могли пробудить в Кате её собственную ксенофобию, которая проснулась бы в ней, если бы эти существа в какой-то степени напомнили ей, скажем, паука, рептилию или нечто другое, отвратительное, пугающее, но знакомое.

Дело в другом. Её путали неизвестные, недоступные пониманию качества и свойства ксенофобов. Рассматривают ли они её как источник угрозы? Или принимают за пищу? Видят ли её вообще? И когда, наконец, отреагируют на её присутствие, и какова будет реакция? Правая рука скользнула к висящей на бедре кобуре. Поколебавшись, она расстегнула её, взялась за рукоятку лазерного пистолета Тошиба-07. Вряд ли это сравнительно лёгкое оружие сможет остановить боевую «альфу». В лучшем случае немного обожжёт. Но всё же сама тяжесть пистолета почему-то успокаивала, придавала уверенности.

Восемь метров. Видит ли он её? Катя почувствовала неприятное покалывание в обнажённой части руки, в шее и даже лице. Что там показывает наносчётчик? Она представила, как шелушится кожа, как один за другим отмирают и распадаются в мельчайшую пыль слои эпидермиса под действием нанодезинтеграторов. А может покалывание чисто психоматическое? Кто знает?

Ей было страшно.

Под наблюдением и руководством органических компонентов скалорез чинил себя сам. «Сам» не мог отличить органические части своего тела от меньших по размеру внутренних фрагментов, являющихся по сути сложными самодублирующимися машинами, ведь этот симбиоз организма и живой машины был стар, как вечность… возможно, миллионы лет минули с момента его зарождения. Даже Сам с его намного более обширной и глубокой памятью, сохранил лишь туманные впечатления о своём эволюционном развитии, о тёмных прохладных пещерах, далёких мирах. И впечатления эти, зыбкие и неясные, не входили составной частью в память более мелких отпрысков.

Конечно, их групповая память хранила знания о невероятном, поразительном разуме, частью которого являлся и «сам», и от которого он был насильно отторгнут в незапамятные времена. Здесь, в одиночестве, на берегах безбрежного океана Ничто в самом сердце Вселенной, «сам» знал одно: его единственный шанс – это починить себя, и тогда скалорез сможет вернуться к теплу и уюту Матери-Скалы, воссоединиться со своим целым. Само повреждение не так уж серьёзно, гораздо хуже потеря почти половины индивидуальных фрагментов, управляющих скалорезом. Сейчас эту утрату восполняли висящие над ним в магнитном поле сферы.

Воспринимая окружающий мир как смесь отдельных чувств и впечатлений, поступающих от разных частей своего существа, «сам», как групповой организм, не мыслил в категории линейного времени, но знал, что возвращение в Скалу уже близко В его неорганической памяти накопилось несколько миллионов байтов информации, полученной за тот короткий период, что он находился в океане Ничто. Особенно ценными, лакомыми были сведения о загадочном противнике, который – «сам» не мог этого представить – двигался и сражался, и даже уничтожал, как будто был живым. Сам примет информацию, скопирует и распределит по всему телу для будущих потомков.