и не вставший на крыло брат. Он не узнает этого восторга. Не почувствует бьющего в лицо ветра над крышами домов. И определённо будет волноваться, если проснувшись, обнаружит, что остался в комнате один.

По инерции мотает вперёд, когда он приземляется, цепляясь когтями за ветку дерева. Он не придерживался какого-то одного направления во время полёта, поэтому сейчас приходится оглядеться, чтобы понять, где находится, прежде чем повернуть обратно. Домой, чтобы никто не заметил его самовольной отлучки.

А в следивший момент женский крик разрывает наполненную привычными уже звуками ночь. Где-то, словно в ответ, сигналит машина, сбивая его с толку.

Он едва удерживается на ветке, вонзив когти в кору глубже и обнимая крыльями, словно руками, ствол.

Тихая монотонная мольба царапает, снова привлекая внимание. От грубого мужского смеха передергивает, и он срывается с ветки, расправляя крылья. Туда, где нужна помощь.

Ведь кто, если не он?..

Неприятный холод касается кожи своими призрачными пальцами, так что Макар кутается плотнее, зарываясь глубже в одеяло. Он ещё балансирует на грани между сном и явью, не особо воспринимая действительность. Не хочет просыпаться, опускаясь на землю и лишаясь крыльев, что так упруго поддерживал ветер. Ему нравится небо с той россыпью мерцающих звёзд и подражающие им огни города, сияющие в противовес жёлтым теплом.

Там у него всё получается: летать, дышать полной грудью и быть героем. Ведь он непременно спасёт ту девушку…

Однако ещё один порыв ветра ласково касается, ероша волосы на макушке, словно нежный родитель. Что-то тихо шуршит, прежде чем звякнуть, и Макар всё-таки разлепляет глаза.

Пелену сна сносит, словно её и не было, а под кожу забирается холод уже иного плана.

Распахнутая створка окна с тихим стуком соприкасается со стеной, надувается парусом тонкая занавеска…

Подскакивая, Макар всё ещё надеется, что это глупая шутка. Месть за эксперимент со связью прошедшим вечером. Поэтому подтягивается на бортах, игнорируя лесенку, чтобы заглянуть наверх, но кровать пуста. Только привычно разворошенное одеяло, сбитая подушка, да кинутая кое-как пижамная рубаха в ногах, говорят о том, что брат всё-таки спал тут.

А под окном, у самой стены, половой тряпкой валяются пижамные же штаны.

В лицо бьёт новый порыв холодного ветра, заставляет зажмуриться на мгновение, прежде чем снова выглянуть за пределы комнаты. Там, в ночной тьме, словно в насмешку, перемигиваются с огнями города звёзды. Будто знают что-то такое…

И не видать поблизости ни одной птицы.

Внутри леденеет.

Сон был не сном — ни простым, ни разделённым на двоих — а реальностью брата, пришедшей по их странной связи. И крик женщины, на который тот ринулся, тоже был реален.

«Кость?»

Макар тянется, в надежде, что брат ответит. Где бы он ни был, раз дошёл «сон», значит и зов дойдёт. Доберётся, найдя адресата.

Неприятно сохнет во рту от мысли, что ничего не выйдет. Ноги мёрзнут, заставляя переступать с места на место, но окно он всё равно не закрывает.

«Константин!»

Брат не любит полную форму своего имени, зато отзывается мгновенно. Пусть даже лишь для того чтобы обругать или выразить своё недовольство. Только сейчас молчит. И сгущаются тени по углам, клубясь словно живые.

«Что я родителям скажу, птичья твоя голова⁈»

Он даже не знает, куда унесло брата. Понимает, что поступает глупо, но… Останавливаться, когда почти натянул джинсы, кажется неправильным. Как и оставлять брата там одного.

А вдруг?..

Тревожит его конец сна, царапая внутренности, словно заправский кот. Тянет в дорогу внутренний голос, обещая, что их связь поможет найти верный путь.

Окно Макар упрямо не закрывает, в надежде, что брат вот-вот вернётся. Влетит встопорщенным комком перьев, царапая когтями подоконник и сверкая жёлтыми глазищами.

«Скоро будем. Не волнуйтесь» — царапает Макар ручкой родителям записку, той самой, упавшей от ветра на пол. Спешно пихает в карман мобильник и, лишь отвернувшись к двери, вздрагивает, пойманный тихим шуршанием за спиной и растерянным выдохом в сознании:

«Ты куда?»

На подоконнике, тёмным объёмным пятном сидит сова. Лупает жёлтыми, словно отражающими весь свет улиц, глазами. Перекатывается с боку на бок, неуверенно поджимая лапку. Макар чувствует отголосок боли в левой лодыжке, но это ощущение тут же стирается нахлынувшим облегчением напополам со злостью.

Живой. Мудак.

Хочется вышвырнуть пернатый комок обратно в окно и захлопнуть створку. Пусть и дальше летает, раз так приспичило.

Костя словно чувствует, перекидывается спешно, заставляя отвести взгляд в сторону, переживая отголоски изменений. Не желает Макар видеть, как корёжит брата трансформация.

— Ты куда? — повторяет уже вслух, но хрипло и тихо. Только Макару от этого не легче и не лучше.

— Никуда. Уже. Придурок.

Раздражение и злость накрывают волной и Макар закрывается, как вечером: с громким стуком захлопывая воображаемую дверь. Даже ключ проворачивает. Поджимает губы, стягивая толстовку и джинсы, прежде чем нырнуть под одеяло.

Снов он брату не желает, отворачиваясь носом к стене и зажмуриваясь. Вообще ничего больше не говорит, сдерживая всё ещё не прошедший порыв настучать брату по тыкве или хотя бы пнуть. Того видимо и так кто-то уже приласкал. На ногу он старательно не наступает.

— Макар?

Он чувствует, как Костя замирает у самой границы кровати. Готов поспорить, будь такая возможность, посмотреть глазами брата, то увидел бы сейчас себя: маленького, скрючившегося и обиженного.

Или всё-таки напуганного?

По телу всё ещё скользит отголосок дрожи, щекоча нервные окончания.

— Иди спать, — не оборачиваясь, всё-таки отзывается он. — Спокойной ночи.

* * *

— Так как говорите, прошло вчера ваше первое занятие?

Макар чувствует, как напрягается рядом брат. Ему не нужна странная связь или зрение, чтобы знать, что вот сейчас он наверняка застыл с поднесенной к губам ложкой. Всего на мгновение, родители вряд ли успели заметить заминку, полностью сосредоточив своё внимание на нём.

Отчёт на младшем брате, еда в отсутствие родителей на нём же, контроль домашнего задания тоже…

Иногда Макару кажется, что в его лице они породили на свет