– Слава богу! Я думал… думал, что потерял тебя!

Она озадаченно покрутила головой и тут же ощутила, что вся ее одежда промокла насквозь, щиколотка горит огнем. И еще кажется, что на лице лежит что-то мокрое, холодное и тяжелое.

Эмма с любопытством подняла руку, нащупала на щеке облепленный грязью лист и смахнула его.

Люк все еще обнимал ее, целовал волосы и бормотал извинения.

– Что… что случилось? – с трудом выдавила она, вновь обретя голос.

– Мы наехали на покрытый снегом клочок земли – во всяком случае, выглядело это именно так. На самом деле это, конечно, была яма, заполненная снежной кашей. Колесо с твоей стороны застряло, и ось сломалась. Посмотри.

Чуть отодвинувшись, Люк помог ей сесть и повернулся к дороге. Эмма проследила за его взглядом. С лошадьми, похоже, все в порядке – они безмятежно паслись у обочины. Но экипаж – их двуколка – разлетелся на куски, которые остались прямо на дороге, а колесо лежало у их ног.

– О нет! – воскликнула Эмма.

– Ты вылетела из двуколки и рухнула прямо в яму с водой… – Люк замолчал, сглотнул ком в горле, а когда продолжил, голос его дрожал: – Упала головой вниз. И лежала так неподвижно, я решил, что ты ударилась, подумал, что ты…

– Со мной все хорошо, – заверила его Эмма. Она снова начала соображать и, несмотря на ледяной холод, попыталась оценить свое состояние: с головой все в порядке, с телом тоже. Ну, за исключением щиколотки.

– А ты не поранился? – спросила она, погладив его по щеке.

– Нет. Я спрыгнул. На мне ни царапины. – Его губы с горечью искривились. – Разумеется.

Эмма поцокала языком.

– А ну-ка, перестань. Ты что, хотел бы пораниться?

– Вместо тебя – да, – не задумываясь ответил он.

– Я не пострадала.

Люк с откровенным облегчением выдохнул:

– С тобой точно все в порядке?

– Да. – Она поколебалась и все-таки добавила: – Но мне кажется, что-то случилось с ногой.

Люк передвинулся к ее ногам.

– С которой?

– Правой.

Он осторожно снял с нее мокрый башмак, но все равно каждое прикосновение к щиколотке отдавалось мучительной болью. Люк нежно дотронулся до самого больного места.

– Здесь?

– Да.

– Это чертово колесо упало на тебя. Мне пришлось сначала убрать его, и только потом я смог вытащить тебя из воды. Наверное, оно сломало тебе щиколотку. – Он перевел взгляд с ее щиколотки на лицо и посуровел. – Да ты же продрогла до костей! Тебе необходимо переодеться в сухое, а потом мы найдем тебе доктора.

– Здесь? Думаю, прежде всего нужно решить, как быть с экипажем.

Люк стиснул зубы, наклонился и взял ее на руки, словно ребенка.

– Люк! Я слишком тяжелая! Я могу идти сама!

– Нет. – Он крепче прижал ее к себе и, на удивление, легко поднялся на ноги.

Эмма обвила его шею руками. Держа свою драгоценную ношу, но вышел на дорогу и медленно огляделся, продолжая прижимать ее к себе.

– Здесь негде сесть. Сможешь минутку постоять на одной ноге?

– Конечно.

Очень осторожно Люк поставил ее на землю, и хотя сердце все еще колотилось от страха и потрясения и боль сразу пронзила ступню, в животе у Эммы все затрепетало.

Он это тоже почувствовал и пылко посмотрел на нее.

– Я чертовски хочу тебя прямо сейчас.

«Так возьми меня, – хотела сказать Эмма. – Прямо здесь, посреди дороги». Но она только задрожала. И хотя это была дрожь вожделения, Люк решил, что она замерзла, и, убедившись, что Эмма может стоять, отошел.

Она посмотрела на каменистую мокрую землю и призналась себе, что заниматься здесь любовью с Люком будет очень неудобно. Иногда практичность бывает полезна.

Люк копался в багажном ящике, вытаскивал сухую одежду. Вернулся он с запасной сорочкой и нижней юбкой.

– Начнем с этого. Стой смирно.

Эмма не шевелилась, пока он стаскивал с нее тяжелый плащ, с которого капала вода, но едва не вскрикнула, увидев, как Люк небрежно отбросил его в сторону, и в результате на плащ сразу же налипли грязь и листья.

– Думаешь, он испорчен?

– Нет, – мягко ответил Люк, зашел ей за спину, не давая шевельнуться, и начал расстегивать пуговицы на белом муслиновом платье, которое тоже перепачкалось в грязи и промокло.

Платье полетело на землю, за ним нижняя юбка. И полураздетую Эмму, стоявшую посреди главной дороги Нортумберленда, неудержимо затрясло. Она в жизни так не мерзла.

Люк заметил это – она не смогла скрыть дрожь – и сжал зубы.

– Прости, – прошептала Эмма, – просто очень холодно.

– Это все нужно снять, – мрачно произнес он. – Ты промокла насквозь. Если в ближайшие пять минут кто-нибудь проедет мимо… – Он посмотрел на дорогу таким взглядом, словно желал, чтобы все экипажи остановились там, где они сейчас находятся, и не трогались с места, пока Эмма снова не будет выглядеть прилично, и приступил к делу. Балансируя на одной ноге, она помогла ему расшнуровать корсет и снять с себя сорочку.

Его глаза загорелись, когда она осталась совсем обнаженной, но он тут же увидел, как Эмма дрожит, обхватив себя руками. На щеке его снова дернулся мускул, он быстро надел на нее сухую сорочку и рявкнул:

– И никакого корсета! Он слишком мокрый!

В любом случае запасного корсета у нее не было.

– Хорошо.

Люк молча помог ей надеть нижнюю юбку, действуя быстро, но осторожно. Потом застегнул на спине строгое серое с черной отделкой платье.

Мимо никто не ехал. Что казалось очень странно, потому что чуть раньше движение на дороге было довольно оживленным – фермеры и путники торопились на север или юг после нескольких дней проливного дождя.

Теперь, полностью одевшись, Эмма надеялась, что согреется. Но холод пробрал ее до костей, и она никак не могла перестать дрожать.

Люк снял пальто, накинул ей на плечи и пробормотал:

– Оно влажное только снаружи.

Он не ошибся. Пальто было сухим, теплым и хранило его запах. Эмма плотно в него закуталась, а Люк пошел к тому, что осталось от экипажа, и вытащил одеяло, которое они везли еще из Бристоля. Укутал им Эмму поверх пальто, прижал к себе и стал растирать ей спину, надеясь быстрее согреть, но взгляд его то и дело возвращался к коляске.

– Кто-нибудь должен скоро проехать. Мы попросим доставить нас к ближайшему доктору.

– Ну право же, – возразила Эмма. – Не думаю, что все так плохо. Это просто ушиб.

Люк нахмурился.

– Ушиб, из-за которого ты не можешь встать на ногу? Сомневаюсь.