– А как зовут?

– Этого? Валерий Леонтьев.

– А того как звали? Который до него пел.

– Бог его знает. Прочитать не успела.

– А почему они почти голые?

– Не знаю, может, им тоже куртки в очереди порвали.

Саша попыталась представить Валерия Леонтьева в очереди за хлебом. Еще она хотела спросить, кто такая мулатка-шоколадка, но тут ее стало накрывать тяжелым вязким сном, выбираться из которого даже ради неизвестной мулатки ей не хватило бы сил. Она успела только подумать: как же жаль, что нет теперь Люси. Она, хоть и была злая, но спать всегда приходила к ней в постель. Василиса добрая, но никогда не усыпляла Сашу. Она вообще не приходит, когда ее зовут, она прыгает на руки сама. Сейчас Василиса сидит, поди, под столом и жадно ждет, когда мама смахнет нечаянно последние крошки прямо ей в рот. Саша хотела посмотреть, чем занята кошка, но не смогла даже обернуться. Она уснула.

Утром мама торопливо будила ее, приговаривая:

– Бегом, бегом давай, я ухожу.

Саша кое-как открыла глаза, повернулась и увидела маму уже одетой, в пальто и шапке. Она застегивала молнию на сапоге и тут же давала инструкции: каша – любимая пшенная – в кастрюле, сейчас зайдет бабушка, покормит, заплетет, оденет, в обед отведет в школу. Мама застегнула наконец оба сапога, осмотрелась и стала открывать дверь. Саша подскочила, чтобы поцеловать ее в щеку.

– Куда босиком по ледяному полу?

Потом мама, как всегда, внимательно посмотрела в глазок, не стоит ли кто за дверью и не валяется ли там пьяный. В коридоре было пусто, мама еще раз шикнула на Сашу, чтобы та бежала одеваться, отперла последний замок и вышла. Тут же за дверью послышались возня и гул голосов. Один точно был мамин, второй, булькающе-клокочущий, напоминал бабушкин, но говорил кто-то еще. Точно, в дверь протиснулась баба Лиза. Саша пропустила ее в комнату и сама выглянула в коридор – там дядя Толя с тетей Олей вытаскивали из своей комнаты фанерный сундук, но застряли в узком коридоре и не могли развернуться. Мама помогала им, как могла, – видимо, она не хотела спускаться по черной лестнице. Саша захлопнула дверь, пока мама ее не заметила, не то снова станет ругать. Из коридора еще долго доносилась возня. Потом – цок! цок! цок! – мама пошла к главной лестнице. Наверное, перепрыгнула, потому что сундук еще долго ворочали.

Непонятно, как паркетный пол может стать ледяным и откуда в разжаренной батареями комнате появиться сквозняку из-за одной лишь маленькой щелочки в приоткрытой двери? У них на 13-ти квадратах установлено две батареи; за исключением августа, дома всегда жара, потому что либо топят, либо от солнца нагревается крыша. Всю свою жизнь Саша страдает от жары и духоты, а ей запрещают ходить босиком по деревянному полу. Мама ушла, теперь бабушка привяжется. Саша скользнула в туалет, пока баба Лиза раздевалась. Когда она умылась и почистила зубы, на столе уже стояла тарелка с горячей кашей, на маленьком блюдце лежали две печеньки с маслом, был готов чай.

– Хлеба нет, масла нашла немножко, – сказала бабушка и тут же переключилась: – Смотри, как новенькая.

Баба Лиза потрясла перед Сашей зашитой курткой – на ней и вправду не было видно и следа штопки, сразу даже не скажешь, где было порвано. Бабушка повесила плечики с курткой на ручку платяного шкафа, из другого отделения достала Сашины сухие штаны, колготки, форму и теплые носки.

– Сумку забыла! – сказала она раздраженно. – Доедай давай и сразу одевайся. Вместе выходим. Я в магазин пойду, хлеб-то вчера, поди, не весь распродали? Надо купить. Или муки. Сегодня выходная, хоть спеку чего.

– Да когда у нас муку-то продавали? Там теперь только пряники и рожки, – ответила Саша.

Бабушка выругала ее за разговоры с набитым ртом и ушла в свою комнату за сумкой.

Доедать кашу Саше не хотелось. Часы над маминой кроватью показывали только десять минут восьмого. И зачем ее так рано разбудили? Она решила не одеваться и легла. На кресле у нее валялась еще с позавчерашнего дня «Дочь Монтесумы». Саша читала ее несколько дней и остановилась на эпизоде, где главного героя отправляют в корабельный трюм вместе с чернокожими рабами. Она хотела пойти в библиотеку, чтобы узнать, где находится Мексика и сколько нужно туда плыть. Про рабов она уже знала, их показывали в «Рабыне Изауре». Еще она смотрела у Таньки по «Параллаксу» передачи про рабский труд. Мама говорила, что Саше читать «Дочь Монтесумы» рано, что она всё равно ничего не поймет. Она и впрямь понимала не всё, но ей было интересно и даже приятно читать взрослые книги. Про Мексику она посмотрит в библиотеке сегодня, зайдет с Анькой туда до школы. А если там про Мексику ничего нет, они проверят в школьной. Пока же можно прочитать, как среди рабов, с которыми плыл Томас, началась лихорадка. Саша легко нашла нужную страницу – вместо закладок она всегда загибала нижний угол листа. Бабушка ругала ее за это, говоря, что таким неряхам книжки покупать нельзя. Мама молчала.

Только Саша нашла нужное предложение, как в верхнем дверном замке заскрежетал ключ – бабушка вернулась. Надо книжку убрать, чтобы не видно было загнутого уголка. Саша сунула «Дочь Монтесумы» под подушку.

– Ты почему не одета? Я же говорила собираться! – бабушка была очень злая.

– Ну мне же только в обед на уроки, куда я сейчас пойду?

– Со мной пойдешь в магазин. Потом вместе вернемся хлеб печь. Или к Ане отведу. Квартиру с утра на втором ограбили. Хочешь, чтобы тебе тут одной по башке настучали?

Саша испугалась. Кражи и грабежи у них начались недавно. По крайней мере, раньше она никогда о таком не слышала. Может, конечно, ей не рассказывали. Она быстро стала одеваться. От спешки колготки путались, штаны перекручивались.

– А какую квартиру ограбили? – спросила она зачем-то, хотя мало кого знала со второго этажа.

– Так этих, с собачонкой. Собачка у них длинная.

Ксенофонтовы! Шура и его маленький совсем братик. Саша хотела спросить, что же с Шурой, но испугалась. Вдруг Шуру убили?

– Знашь их? У них унитаз забился, они все к родне ушли ночевать, на Пески. Вот их и грабанули. Давай, не возись, у продуктового уже очередина, поди.

– Хорошо, что забился, – выдохнула Саша и посмотрела на часы: еще только доходила половина восьмого. И не ограбили, а обнесли. Живы все!

Наконец она оделась, влезла в просохшие за ночь сапоги, застегнула куртку, которая со стороны