углов. Его темно-коричневые глаза смотрели на меня из-за хипстерских очков в черепаховой оправе.

Люди меняются.

Это же действительно так, да ведь?

Может, я все-таки имела право измениться? Не опасаясь, что из-за этого рухнет весь мир? И неважно, что думал на этот счет Картер.

Джаред засунул руки в карманы. Он все еще смотрел на фотографию, как будто пытался разгадать ее смысл. Потом он повернулся ко мне и окинул меня таким же взглядом.

— Давай сходим куда-нибудь?

— Прости, что? — переспросила я.

— Хочешь попить со мной кофе… или поиграть в боулинг… или еще что-нибудь?

— Ээ… — пробормотала я. Ух ты. Никто, кроме Картера, никогда не звал меня на свидание. Это не укладывалось в голове и пугало, но, с другой стороны, где-то глубоко мне было интересно, каково это — пить кофе с человеком, который делает такие потрясающие снимки.

— У тебя есть парень.

— Да, — ответила я с облегчением. Я была рада, что мне не пришлось говорить это самой. — Что-то вроде того.

— Дай угадаю. Он далеко не последний человек в школе. Может, капитан футбольной команды? Президент школьного совета? Лучший бойскаут?

Я бросила на него раздраженный взгляд, но он просто рассмеялся.

— Если «что-то вроде того» когда-нибудь превратится во «вроде как нет», дай мне знать. — Он огляделся. — Пойду поищу отца Он наверняка сейчас рассказывает кому-нибудь, как я голышом ездил в магазин на трехколесном велосипеде.

— А ты не староват для этого? — спросила я.

Джаред усмехнулся.

— Ты забавная, — проговорил он, уходя.

— Папа! — послышался чей-то голос. — Вон она!

Это была Бэйли. Она тянула по направлению ко мне какого-то мужчину. Его лицо казалось мне знакомым, но я не могла понять, откуда его знаю.

— Папе понравилась твоя фотография с автомобилем, — объяснила она. — Он хочет, чтобы я сделала пару похожих снимков. Но это немного не мой стиль.

— Ты делаешь снимки на заказ? — Мужчина протянул мне руку, и я пожала ее. — Стюарт Темплтон. Приятно познакомиться.

И тут я поняла, как Бэйли смогла позволить себе платье с такими чудесными пуговицами. Ее отец был мультимиллионером, компьютерным магнатом. Его компании производили программное обеспечение.

А еще, это объясняло, как Бэйли удалось пройти в финал с фотографией кирпичной стены.

«Не упусти возможность, — приказала я себе. — Скажи что-нибудь». И слова тут же появились в моей голове.

— Я готова обсудить условия заказа. Нужно обговорить размер готовых снимков и их количество.

Он кивнул и, тепло улыбнувшись, протянул мне визитку.

— Отправь электронное письмо в мой офис.

— Нам надо как-нибудь погулять вместе, — сказала Бэйли, доставая вишенку из бокала со своим безалкогольным коктейлем и отправляя ее в рот. — Мне так надоели мои одноклассники-неудачники.

«Но я точно такая же, как твои одноклассники-неудачники», — хотела возразить я.

Но… люди меняются. Возможно, теперь все было иначе.

Бэйли с отцом куда-то отошли, и я осталась одна — размышлять, как так получилось, что я, Алексис Уоррен, оказалась в кругу богатых и знаменитых.

«Ну что ж, — подумала я. — Почему бы не попробовать выжать из этой вечеринки еще что-нибудь».

15

ФАРРИН остановила нас с мамой, когда мы уже выходили на улицу. Рядом с ней стояла высокая женщина в брючном костюме.

— Алексис, не могу тебя поймать уже целый час — ты все время с кем-то разговариваешь! Я хотела познакомить тебя со своей подругой — Барбарой Дрегер.

Где-то я уже слышала это имя.

— Приятно познакомиться, — сказала я.

У мамы округлились глаза, и она принялась стряхивать с пиджака несуществующие пылинки.

— Сенатор Дрегер!

А, вот оно что. Теперь понятно, что за Барбара Дрегер.

Мама взяла сенатора за руку и затрясла ее так, как будто это была водоразборная колонка. Она реагирует на женщин-сенаторов примерно так же, как девочки-подростки на попсовые мальчиковые группы.

— Это такая честь для нас!

— Алексис, мне очень понравились твои фотографии, — сказала сенатор. — Ты очень талантлива.

— Спасибо вам.

— Ты знала, что лучшую программу по обучению фотографии в Америке предлагает один из университетов Калифорнии?

— Нет, — ответила я. — Не знала.

— Школа фотографии Скаласки в колледже Уилсона, — уточнила Фаррин.

Сенатор с сияющим видом улыбнулась Фаррин.

— Наша альма-матер!

— Алексис самое место в Уилсоне, — сказала Фаррин. — Она им идеально подходит.

Сенатор Дрегер улыбалась мне так лучезарно, что я не могла отвести от нее взгляд.

— Вы не могли бы на минутку оставить нас с вашей дочерью наедине? — попросила Фаррин. Мама кивнула с таким энтузиазмом, что напомнила китайского болванчика.

Когда она отошла, Фаррин тепло улыбнулась мне.

— Мы так рады, что ты участвуешь в конкурсе.

Бодрая и счастливая Алексис, которая умеет общаться с людьми на вечеринках, стремительно исчезала. Тем не менее я смогла выдавить из себя вежливое «спасибо».

— Я говорила серьезно насчет того, что ты можешь пользоваться моей фотолабораторией.

— Я это очень ценю, — ответила я. — Это очень щедрое предложение, хоть я и не уверена, смогу ли им воспользоваться.

— Почему не уверена? — нахмурилась она.

— У меня нет машины, — объяснила я. — А живу я в тридцати километрах отсюда.

— А ты не можешь брать машину у мамы?

— Только тогда, когда она возвращается с работы. То есть… поздно вечером.

Это ее совсем не смутило.

— Если надо, я могу побыть здесь вечером.

— Ого, — проговорила я. — Это очень щедро с вашей стороны, но… нет, я не имею права просить вас о таком.

— Алексис, — начала она, положив руки мне на плечи. — Я сделаю все что угодно для девочки Аральта.

Мне понадобилось собрать всю свою силу воли в кулак, чтобы не отшатнуться от нее.

Только тогда я заметила на безымянном пальце ее правой руки тонкое золотое колечко, покрытое паутинкой царапин.

Она сжала мои руки в своих ладонях.

— Иди к маме. Она ждет тебя.

Я кивнула, повернулась и столкнулась лицом к лицу с сенатором Дрегер, которая тут же стала энергично махать мне на прощание. Я взглянула на ее правую руку.

Еще одно золотое колечко.

Тогда, после интервью, Фаррин смотрела не на структуру моих костей. Она смотрела на кольцо.

Я не помнила, как дошла до машины. Как открыла дверцу. Как села и пристегнулась. Я вернулась к реальности только тогда, когда мама начала бурно радоваться событиям вечера.

— Вот это прием! — воскликнула она, выезжая на дорогу.

— Ага, — произнесла я.

— Мы общались с фотографом, которая выиграла Пулицеровскую премию, — проговорила мама. — Ис сенатором США. Неужели все, что ты можешь сказать, это «ага»?

Я решила пока не говорить ей о Стюарте Темплтоне. А то еще врежется