Понимаешь, фей так мало,

Я и сам их вижу редко.

А уж выполнить желанье — не допросишься вовек!

Мне хотелось бросить к черту

Опостылевшую раку —

Нет святых мощей. И сразу небо сделалось глухим,

Быт сильней сжимал аорту

Вдохновенному маньяку,

Тот, с завидным постоянством, убивал свои стихи.

Золушка! Не надо песен

О собачке с белым бантом,

О шиповнике и розе, о свече и вере в сны.

Ах, душа — не много весит…

В гроб с багрово-алым кантом

Сложим все, что отскребется от расстрелянной стены.

Как-нибудь наступит лето,

В многомудрости решений

Мы уйдем, как все уходят, в обеззвученную мглу

По натертому паркету

Наших прошлых отношений,

Нарушая все законы,

вверх

слезинкой

по стеклу…

* * *

Тебе не нужен сон, тебе не нужен пес,

Тебе не нужен я… Ты мечешься без толку

В разорванном кругу, где каверзный вопрос

Навязчивый ответ хоронит втихомолку.

Люблю. Люблю тебя… Стараюсь не кричать,

Ты водишь коготком по сердцу, множа раны.

И на моем челе, как Каина печать,

Прорезан ряд морщин. С упорством пилорамы

Судьба терзает плоть, я не виню тебя.

Я сам тебя вознес в такие эмпиреи,

Что дня не проживу, не мучась, не любя,

Да что тебе с того, Когда уже не греет

Холодная ладонь, и хочется бежать,

И не смотреть в глаза, и не дышать на руки,

И принимать отказ легко, как благодать,

И в ссылку уходить, как в каторгу разлуки.

Но ты не веришь мне. Ты знаешь, что сказать.

Ты отдала мне все, что посчитала нужным.

Ты подвела итог. Кто мог предполагать,

Что долгим будет век, а путь настолько вьюжным?

Вот бесится в виске предчувствие конца?

И надо бы успеть, как шар вбивая в лузу,

Поэзии вернуть две порции свинца,

А ветер отпоет, а ночь отплачет Музу.

Накинем черный плат и бросим пепел вверх,

Раз звездной пыли лоск не украшает обувь.

И млечной полосы дежурный свет померк, —

Нам нечего делить, когда виновны оба…

За серые слова, за пролитую кровь,

За слезы и вино в слепящий миг кончины,

С нас спросят в небесах — за смятую любовь,

Не приведи Господь, нам не назвать причины…

* * *

Вкус медной денежки во рту под языком…

Харон весло обмакивает в Лету.

Я сам с собой сегодня не знаком

И в каждой песне путаю куплеты.

Мороз, мороз!

Ты не морозь меня.

Чего стараться? Ни жены, ни дома…

Никто не ждет, а белого коня

И след простыл…

Ночная глаукома

Навеки ограничивает взор

Одним пятном безлико-грязной формы.

Лишь зодиак чеканит свой узор,

Да Норны плавно переходят в нормы.

Нормально…

Отдышавшись до петли

Простить, смешав, потери и утраты,

Всеядности кладбищенской земли

Пожертвовав тупой удар лопаты.

За все мои высокие грехи

Мне денег в рот досыпят сами боги,

Чтоб я молчал и не читал стихи

Мешая перевозчику в дороге…

* * *

Безверье рождает — тлен. Это хуже плена…

В наручниках есть стремление к внутренней свободе.

А так… не предательство, не измена,

Просто нет веры. Все на исходе…

Родная, я тоже ходил по этому краю.

Всковыривал вены и носом дышал в Пространство.

Познанье того, что от любви умирают? —

Легко переходит в почти беспробудное пьянство.

Но даже в предрвотном, дурманном, хмельном угаре…

Когда молча падаешь в мягкую прель асфальта —

Вся лирика кажется бряцаньем на кифаре,

Разбросанным в лоне рек, словно цветная смальта.

И вязкая кровь от спирта горчит устало,

Неспешно сползая с разбитой губы на плиты…

И не было слышно хотя бы зеванья зала,

Но зрители были — эстеты и сибариты.

Родная, мне тоже хотелось мечтать, и петь, и

За руки держать детей, гуляя втроем по саду,

И птицам весною распахивать дверцы клети,

И каждому дню давать по гитарному ладу.

Ты помнишь, я тоже использовал галстук для…

Тот самый, который ты же мне подарила.

Какой удобной себя проявила петля…

Скользящим узлом, по шелку, без всякого мыла.

Конечно, не помнишь… Я не писал сам,

Друзья и не знали имени адресата.

Но шею долго уродовал то ли засос, то ли шрам

Цвета несвежего финского сервилата.

Родная, все кончилось… Я, к сожаленью, жив!

И даже трезв сегодня, что, впрочем, редкость…

Неторопливо бросаю стихов ножи в

Прозрачную стену плача… плевать на меткость!

Мне не к чему ждать земных, неземных чудес,

Тяжесть разлуки влача по пустому кругу.

И если б Слово и вправду имело такой же вес —

Ты была бы здесь, удерживая мою руку.

Ты сумела б найти именно то звено,

Ту ноту, тот тон, тот оттенок краски…

А если там, наверху, Всевышнему не все равно

И он хочет увидеть счастливым финал развязки…

Родная, тогда не надо играть в судьбу!

А просто жить друг другом до того момента,

Когда мы услышим: «Божьему рабу

Венчается раба Божия…»

Занавес.

Аплодисменты…

* * *

Уезжаю от тебя

В нелюбимый мною город.

Чайки серые парят

Над Невою, и покорно

Сфинксы сторожат гранит.

В облаках больничной ваты

Голос, что-то говорит

О наличии крылатых

Самолетов, мыслей, птиц,

Но не ангелов, жестоко…

В неулыбчивости лиц

Сразу виден оттиск Рока.

В вежливости четких фраз

Снисхождение к невежде.

Все богини напоказ

Выставляют грудь в надежде,

Что появится герой,

Вырвет их из-под балкона

И умчит к себе домой,

В край вина и кардамона.

В мир, где солнце правит власть,