пустя.

Четвертый —

герой десятка сражений,

а так,

что любо-дорого,

бежит

в перепуге

от туфли жениной,

простой туфли Мосторга.

А другой

стрелу любви

иначе метит.

путает

— ребенок этакий —

уловленье

любимой

в романические сети

с повышеньем

подчиненной по тарифной сетке…

По женской линии

тоже вам не райские скинии.

Простенького паренька

подцепила

барынька.

Он работать,

а ее

не удержать никак —

бегает за клёшем

каждого бульварника.

Что ж,

сиди

и в плаче

Нилом нилься.

Ишь! —

Жених!

— Для кого ж я, милые, женился?

Для себя —

или для них? —

У родителей

и дети этакого сорта:

— Что родители?

И мы

не хуже, мол! —

Занимаются

любовью в виде спорта,

не успев

вписаться в комсомол.

И дальше,

к деревне,

быт без движеньица —

живут, как и раньше,

из года в год.

Вот так же

замуж выходят

и женятся,

как покупают

рабочий скот.

Если будет

длиться так

за годом годик,

то,

скажу вам прямо.

не сумеет

разобрать

и брачный кодекс,

где отец и дочь,

который сын и мама.

Я не за семью.

В огне

и в дыме синем

выгори

и этого старья кусок,

где шипели

матери-гусыни

и детей

стерег

отец-гусак!

Нет.

Но мы живем коммуной

плотно,

в общежитиях

грязнеет кожа тел.

Надо

голос

подымать за чистоплотность

отношений наших

и любовных дел.

Не отвиливай —

мол, я не венчан.

Нас

не поп скрепляет тарабарящий.

Надо

обвязать

и жизнь мужчин и женщин

словом,

нас объединяющим:

«Товарищи».

[1926]

БЕЗ РУЛЯ И БЕЗ ВЕТРИЛ

На эфирном океане,

там,

где тучи-борода,

громко плавает в тумане

радио-белиберда.

Утро.

На столике стоит труба.

И вдруг

как будто

трубу прорвало,

в перепонку

в барабанную

забубнила, груба:

«Алло!

Алло!!

Алло!!!

Алло!!!!»

А затем —

тенорок

(держись, начинается!):

«Товарищи,

слушайте

очередной урок,

как сохранить

и полировать яйца».

Задумался,

заволновался,

бросил кровать.

в мозгах

темно,

как на дне штолен.

— К чему ж мне

яйца полировать?

К пасхе,

што ли?! —

Настраиваю

приемник

на новый лад.

Не захочет ли

новая волна порадовать?

А из трубы —

замогильный доклад,

какая-то

ведомственная

чушь аппаратова.

Докладец

полтора часа прослушав,

стал упадочником

и затосковал.

И вдруг…

встрепенулись

восторженные уши:

«Алло!

Последние новости!

Москва».

Но тотчас

в уши

писк и фырк.

Звуки заскакали,

заиграли в прятки —

это

широковещательная Уфы

дует

в хвост

широковещательную Вятки.

Наконец

из терпения

вывели и меня.

Трубку

душу,

за горло взявши,

а на меня

посыпались имена:

Зины,

Егора,

Миши,

Лели,

Яши!

День

промучившись

в этом роде,

ложусь,

а радио

бубнит под одеяло:

«Во саду аль в огороде

девица гуляла».

Не заснешь,

хоть так ложись,

хоть иначе.

С громом

во всем теле

крою

дедушку радиопередачи

и бабушку

радиопочтёлей.

Дремлют штаты в склепах зданий.

Им не радость,

не печаль,

им

в грядущем нет желаний,

им…

— семь с половиной миллионов! —

не жаль!

[1928]

ДАЕШЬ ТУХЛЫЕ ЯЙЦА!

(Рецензия № 1)

Проходная комната. Театр б. Корш.

Комната проходная

во театре Корша (бе).

Ух ты мать…

моя родная!

Пьеска —

ничего себе…

Сюжетец —

нету крепче:

в роли отца —

мышиный жеребчик

с видом спеца.

У папы

много тягот:

его жена

собой мордяга

и плохо сложена.

(Очевидно,

автор влип

в положительный тип.)

Целый день семенит

на доклад с доклада.

Как

змее

не изменить?!

Так ей и надо.

На таких

в особенности

скушно жениться.

И папа,

в меру

средств и способностей,

в служебное время

лезет на жилицу.

Тут где ж

невинность вынести?

И сын,

в семейке оной,

страдая от невинности,

ходит возбужденный.

Ему

от страсти жарко,

он скоро

в сажень вытянется…

А тут уже —

кухарка,

народа представительница.

Но жить

долго

нельзя без идеолога.

Комсомолец

в этой роли

агитнуть ужасно рад:

что любой из граждан

волен

жить с гражданками подряд.

Сердце не камень:

кухарка

в ту же ночку

обеими ногами

лезет

на сыночка.

Но только лишь

мальчишеских уст

коснулись

кухаркины уста —

в комнату

входит

один хлюст

в сопровождении

другого хлюста.

Такому

надо много ли:

монокль в морщине,

и