class="v">Он говорил ей часто

одну и ту же речь:

— Ужасное мещанство —

невинность

зря

беречь. —

Сошлись и погуляли,

и хмурит

Жан

лицо, —

нашел он,

что

у Ляли

красивше бельецо.

Марусе разнесчастной

сказал, как джентльмен:

— Ужасное мещанство —

семейный

этот

плен. —

Он с ней

расстался

ровно

через пятнадцать дней,

за то,

что лакированных

нет туфелек у ней.

На туфли

денег надо,

а денег

нет и так…

Себе

Маруся

яду

купила

на пятак.

Короткой

жизни

точка.

— Смер-тель-ный

я-яд

испит.

В малиновом платочке

в гробу

Маруся

спит.

Развылся ветер гадкий.

На вечер,

ветру в лад,

в ячейке

об упадке

поставили

доклад.

ПОЧЕМУ?

В сердце

без лесенки

лезут

эти песенки.

Где родина

этих

бездарных романсов?

Там,

где белые

лаются моською?

Нет!

Эту песню

родила масса —

наша

комсомольская.

Легко

врага

продырявить наганом.

Или —

голову с плеч,

и саблю вытри.

А как

сейчас

нащупать врага нам?

Таится.

Хитрый!

Во что б ни обулись,

что б ни надели —

обноски

буржуев

у нас на теле.

И нет

тебе

пути-прямика.

Нашей

культуришке

без году неделя,

а ихней —

века!

И растут

черные

дурни

и дуры,

ничем не защищенные

от барахла культуры.

На улицу вышел —

глаза разопри!

В каждой витрине

буржуевы обноски:

какая-нибудь

шляпа

с пером «распри»,

и туфли

показывают

лакированные носики.

Простенькую

блузу нам

и надеть конфузно.

На улицах,

под руководством

Гарри Пилей,

расставило

сети

Совкино, —

от нашей

сегодняшней

трудной были

уносит

к жизни к иной.

Там

ни единого

ни Ваньки,

ни Пети,

одни

Жанны,

одни

Кэти.

Толча комплименты,

как воду в ступке,

люди

совершают

благородные поступки.

Всё

бароны,

графы — всё.

живут

по разным

роскошным городам,

ограбят

и скажут:

— Мерси, мусье.

Изнасилуют

и скажут:

— Пардон, мадам.

На ленте

каждая —

графиня минимум.

Перо в шляпу

да серьги в уши.

Куда же

сравниться

с такими графинями

заводской

Феклуше да Марфуше?

И мальчики

пачками

стреляют за нэпачками.

Нравятся

мальчикам

в маникюре пальчики.

Играют

этим пальчиком

нэпачки

на рояльчике.

А сунешься в клуб —

речь рвотная.

Чешут

языками

чиновноустые.

Раз международное,

два международное,

но нельзя же до бесчувствия!

Напротив клуба

дверь пивнушки.

Веселье,

грохот,

как будто пушки!

Старается

разная

музыкальная челядь

пианинить

и виолончелить.

Входите, товарищи,

зайдите, подружечки,

выпейте,

пожалуйста,

по пенной кружечке!

ЧТО?

Крою

пиво пенное, —

только что вам

с этого?!

Что даю взамен я?

Что вам посоветовать?

Хорошо

и целоваться,

и вино.

Но…

вино и поэзия,

и если

ее

хоть раз

по-настоящему

испили рты,

ее

не заменит

никакое питье,

никакие пива,

никакие спирты.

Помни

ежедневно,

что ты

зодчий

и новых отношений,

и новых любовей, —

и станет

ерундовым

любовный эпизодчик

какой-нибудь Любы

к любому Вове.

Можно и кепки,

можно и шляпы,

можно

и перчатки надеть на лапы.

Но нет

на свете

прекрасней одежи,

чем бронза мускулов

и свежесть кожи.

И если

подыметесь

чисты и стройны,

любую

одежу

заказывайте Москвошвею,

и…

лучшие

девушки

нашей страны

сами

бросятся

вам на шею.

[1927]

ПИСЬМО К ЛЮБИМОЙ МОЛЧАНОВА,

БРОШЕННОЙ ИМ

Как о том сообщается в № 219

«Комсомольской правды»

в стихе по имени «Свидание»

Слышал —

вас Молчанов бросил,

будто

он

предпринял это,

видя,

что у вас

под осень

нет

«изячного» жакета.

На косынку

цвета синьки

смотрит он

и цедит еле:

— Что вы

ходите в косынке?

Да и…

мордой постарели?

Мне

пожалте

грудь тугую.

Ну,

а если

нету этаких…

Мы найдем себе другую

в разызысканной жакетке. —

Припомадясь

и прикрасясь,

эту

гадость

вливши в стих,

хочет

он

марксистский базис

под жакетку

подвести.

«За боль годов,

за все невзгоды

глухим сомнениям не быть!

Под этим мирным небосводом

хочу смеяться

и любить».

Сказано веско.

Посмотрите, дескать:

шел я верхом,

шел я низом

строил

мост в социализм,

недостроил

и устал

и уселся

у моста.

Травка

выросла

у моста,

по мосту

идут овечки,

мы желаем

— очень просто! —

отдохнуть

у этой речки.

Заверните ваше знамя!

Перед нами

ясность вод,

в бок —

цветочки,

а над