— Не переживай, — утешила меня Оласа, когда Тиваль, предупредив, что ждёт меня завтра в семь утра на конюшне, вышел с кухни.

— Давай я хоть картошки побольше впрок начищу? Холодной водой зальём, в погреб поставим, и пусть стоит…

— Ну, давай.

Кстати, я случайно выяснила у Оласы, почему патрульные не глядят в мою сторону. Оказалось, Тиваль всех предупредил, что коли кто приставать начнёт, то он самолично шею намылит.

Меня услышанное и обнадёжило — может, не такая уж я страхидла, — но одновременно и встревожило. Почему Тиваль меня охраняет? Зачем? Просто так или тут есть какая-то задняя мысль?

Впрочем, скоро стало не до праздных размышлений. Тиваль взялся за меня всерьёз. Сначала показал, как седлать, правильно надевать уздечку, повторил уже мне известное, что лошадям пальцы в рот не суют, если, конечно, лишних нету. Хочешь дать морковку — предложи с ладони. Я конфузилась, но тужилась, как могла, изо всех сил затягивая подпруги. Потому что если подведу, накажут не меня, а Тиваля. Хорошо хоть лошадей я не боялась… Зато умудрилась отличиться, в первый раз садясь в седло. Тиваль как раз вышел, а пожилой мерин по кличке Храп, на которого мне предстояло взобраться, стоял пень пнём, развесив уши и не проявляя никакого энтузиазма… Вот я и решила порадовать учителя самостоятельностью и сообразительностью.

Что сказать? С задачей я справилась — мне удалось поразить Тиваля. Сначала я, вставив ногу в стремя и оттолкнувшись от земли, зависла у бока лошади, цепляясь руками за седло. Наконец, собралась с силами, махнула свободной ногой… а потом неожиданно оказалось, что сижу лицом к хвосту. То ли стремя так перекрутила, то ли это вообще была неправильная нога.

Вернувшийся Тиваль сначала опешил, потом, фыркая, обошёл конную меня кругом и поинтересовался:

— Это ты что, готовишься к стрельбе из лука по преследующим врагам?

Ну да, очень смешно. Только спускаться-то как? Наверное, надо сообразить, как я сюда влезла, и тем же макаром слезть назад.

— Бросай оба стремени, сниму, — вздохнул патрульный.

Через пару дней мы с Храпом уже трусили по подсохшему загону. Я пыталась научиться привставать на рыси через такт, как Тиваль, но пока дело на лад не шло. Ноги и спину снова ломило, но я всё равно была горда — проходивший мимо Эста назвал меня всадницей и сказал, что я правильно держу повод и вообще неплохо справляюсь. Счастье продолжалось ровно до момента, когда из кустов прямо перед носом Храпа с карканьем не вылетела ворона. Что произошло дальше, я не поняла: мне здорово поддало под зад, подбрасывая вверх, а потом конь куда-то пропал, а я оказалась лежащей в грязи на спине и созерцающей небеса.

Закончив любоваться на облака, кое-как поднялась и начала озираться. С Храпом всё в порядке? Кажется, всё… вон в дальнем углу левады к траве тянется… Когда только ускакать туда успел?

— Так, — раздался голос Тиваля. — Урок первый: падают все. Это нормально. Но когда падаешь, старайся не выпускать из рук повод! Это здесь загон, лошади деваться некуда, а как станешь ловить ускакавшего коня в поле или в лесу? Но плохо не только то, что ты домой пешком пойдёшь, а то, что лошадь может наступить на брошенный повод, споткнуться и покалечиться.

Ой!

— А ещё, если конь осёдлан, не позволяй пастись. Во рту железо, траву он нормально не прожуёт. И живот перетянут, может заподпружиться. Хочешь побаловать — сначала ослабь подпруги и, если есть возможность, отстегни от уздечки трензель. Поняла?

Я со всех ног кинулась к Храпу…

Тот покосился на меня тёмным глазом, всхрапнул, бодро поддал задом — и размашистой рысью дунул прочь.

— Урок последний: всегда подходи к лошади спокойно. Резких движений они не любят.

Эх, ну какая из меня всадница? Расстройство одно…

Действия не всегда приносят счастье, но не бывает счастья без действия.

Б. Дизраэли

— Тиваль, а ты не жалеешь, что меня привёз? Вон тебе сколько лишних хлопот вышло…

— Переживу. Испеки мне пирог, как Оласе расписывала, да пожарь кусок мяса побольше и посочнее — и будем в расчёте, — усмехнулся Тиваль.

— Оласа мне сказала, что ты парням запретил ко мне приставать. Это правда?

— Ну, коли наша Огневушка говорит… А ты сама-то хочешь, чтоб к тебе сейчас липли? Я ж знаю больше, чем остальные. И что ты только что с парнем рассталась и ещё забыть его не успела, и что из-за драконьей крови хочешь пока себя поберечь…

Вздохнула. Да, Янис мне даже снился. День назад проснулась вся в слезах, с мокрой подушкой — так грустно на душе было! Привиделось, что вернулась в Гифару, пошла в особняк Инрис, поговорить с Янисом, сказать, как по нему скучаю, а мне дверь открывает девушка — волосы тёмные, платье синее, понизу кружева, а на тонкой талии передник белый. Как я, да только другая.

Почему, когда понимаешь, насколько легко тебя заменить, становится так больно?

О драконьей частичке я никому не говорила. Хвастаться тут, похоже, нечем, а то, что даже в родной деревне на меня как на чужачку смотрели, до сих пор помнилось.

— Кстати, я тут на несколько дней уезжаю. Опять в сторону Гифары. Хочешь, твоей тётке привет передам?

Я застыла в ужасе. Ведь никакой тётки и нет. Но как объяснить это Тивалю? Сказать прямо, что соврала? Так ведь потом, слово за слово, как это случается, придётся выложить всё с самого начала, и что тогда будет? Не могу, страшно… Если меня за того лорда схватят и казнят? Или сошлют на рудники на двадцать лет? Выходит, придётся врать дальше. Вот скривишь душой один раз, а потом не распрямиться…

Потупилась:

— Не надо. Пусть думает, что я совсем ушла.

— Нехорошо так, Суна.

— А если она тому парню проговорится, где я?

— Если ты ему нравилась, может, оно и к лучшему? Приедет за тобой…

— Приедет. Знаешь, что он мне предложил? Жить с ним без свадьбы, родители, мол, не против. А если ребёнок будет, того куда-нибудь пристроят.

Тиваль не просто помрачнел — почернел.

— Понятно. Вопрос закрыт. Теперь ясно, отчего тебя в голый лес с одним чайником понесло.

А мне стало неудобно пуще прежнего — какой Янис никакой, а чернить я его не хотела. Яниса так воспитали. Не его вина, что я ему не подхожу. Он — лорд, а я — деревенская девка, безродная бесприданница. Он честно предложил, что мог, а я отказала. Вот и все дела. Он же меня не заставлял, не неволил, не пытался взять силой?

Потупилась:

— Он не виноват. Это я ему не пара.

Тиваль поглядел мне прямо в глаза. Лицо у самого сердитое, тёмные брови насуплены, челюсти сжаты так, что желваки на скулах выбухли. Помолчал, потом уронил:

— Как скажешь.