14

…Ножки ее вдруг доверчиво, мягко раздвинулись, руки с какой-то детской готовностью обняли мою спину. Цветок расцвел вновь и излучал. Осторожно, бережно я начал свою работу, нежную, приятную, волнующую, но и столь ответственную все же. Ясно было, что Лена подготовилась к ней, она желала нам обоим успеха, но, увы, трудно, очень трудно для нее это было – боязно, больно. Нависнув над ней, упираясь руками в простынь, медленно, постепенно я старался проникнуть сквозь горячую, влажную, нежную, но – преграду, и нелегко было сдерживать свой порыв, мучительно останавливаться и пережидать блаженный миг на грани восторга, не шевелясь, прося и ее о том же, чтобы растянуть свои силы, не доведя себя преждевременно до высшей точки, не сорваться, не расплескать.

Несколько раз принимался я и уже готов был рвануть вперед, наконец, к финальному торжеству и взаимной победе, но каждый раз в решающий момент она ускользала, выталкивала меня, не в силах вынести страх и боль. Я пытался убедить ее, что лучше уж сразу – как вырвать зуб, – что медленность эта лишь растягивает, увеличивает боль, что рано или поздно это придется сделать, так лучше прямо сейчас, так ведь? Она кивала согласно, но тотчас ускользала опять, как только я начинал осторожно. Да, конечно, так хотелось перестать сдерживаться, наконец, рвануть – и все дела! – зубной врач ведь не считается с нашими страхами, криками, – но ведь это не больной зуб, черт побери, я помнил, как важен для девушки первый акт, сейчас определяется многое – импринтинг, елки-зеленые, впечатывание! – и либо станет это для нее актом беспомощности и обязательного насилия со стороны мужчины, либо – наоборот – внушит уважение к себе самой и партнеру, прогонит страх и принесет спокойствие, удовлетворение, радость. К тому же я пока что не был уверен в том, что в самый решающий миг – миг победы! – смогу удержаться и не дам сработать извечному механизму, благодаря которому все мы появились на свет. Нельзя было ставить ее в столь серьезное положение – я обязан был выполнить свой долг чисто и без нежеланных последствий. Она доверилась мне – я должен…

Время шло между тем, наступило утро – оно опять было пасмурным, – затем и день. Мы не пошли на завтрак, и я был командирован ею на набережную за пирожным и молоком. Принес… Наши взаимные труды продолжались. Постепенно, медленно мы приближались к цели.

Несколько раз кричал снизу Вася, я выглядывал и давал ему знать, что все еще занят.

Все глубже и глубже удавалось мне проникнуть в своем горячем и пылком стремлении к пестику таинственного цветка, прежде, чем она отталкивала меня. Но, наконец, в какой-то момент почувствовав себя в силах, а ее более-менее готовой, я обнял покрепче ее восхитительные бархатные упругие бедра и уже с гораздо большей решительностью попытался сделать то, чего мы оба так желали.

Конечно, это было приятно, конечно победная радость пронизала все мое существо, конечно, под горлом вспыхнуло яркое, блаженное пламя, и мы словно расплавились, слились в восторженное, невесомое, парящее в лазурном пространстве облако… Она вскрикнула, и непонятно было на этот раз, отталкивает она меня или, наоборот, прижимает… И, конечно, в самый решающий момент я вышел из нее, разрядившись на ее роскошный, упругий живот…

Крови было немного, и несмотря на то, что проник я достаточно глубоко, осталось у меня некоторое сомнение в том, достигли цели мы или нет, начался ли новый этап в ее жизни.

Все-таки решили, что начался. С чем я и поздравил ее от всей души. И предложил ей все же немного продолжить наш труд, чтобы окончательно убедиться. Однако для нее это сейчас казалось немыслимым из-за крови и боли…

Наша встреча, историческое это событие длилось почти сутки, и были это, конечно, восхитительные часы. Пусть и не дотягивали они целиком до ослепительного прорыва, но долгая, упорная совместная наша работа, новая, родственная близость и новое – столь же восторженное, как вчера, – лицезрение ее тела, ее цветка и, конечно, финальный акт были незабываемы!

Кровати мои, таким образом, стали дважды святыми (считая и Галю)…

Несколько раз я все же сфотографировал ее до победы – хотя и обнаженной, но все же не вполне так, как хотел. Как-то все же язык не повернулся предложить ей принять для фотографии ту самую позу, которой я вчера утром так восхищался – позу бабочки с распахнутыми крыльями, позу раскрытого солнцу цветка Но эта божественная картина, этот миг осознания и так навек запечатлелись в памяти моей…

Чувство родства и близости – и с креолкой, и с Леной теперь – горело во мне негасимо. Свершился наш тройственный союз на небе. Отныне мы – связаны. А, следовательно, НАС стало больше. Нас, просвещенных (как очень и очень надеюсь…). Благодарность и нежность – теперь к Лене – переполняли меня.

– Когда же мы встретимся теперь? – спросил я, провожая ее до выхода с территории нашего Дома.

– Я сама тебя найду, – сказала она опять, как и в тот раз.

Ну, что ж… На том и расстались.

15

Как же все относительно в мире, думаю опять и опять. Вспоминая, вижу, что так называемая «повседневность» вовсе не так обыденна – отнюдь! – она скрывает в себе зерна прорыва! Так же, как и момент прорыва несет в себе и частицы обыденности. Вечная диалектика, делающая наш мир неисчерпаемо прекрасным и никогда до конца не познанным, к счастью…

Разве лицезрение цветка было обыденностью? Разве доверчивость Лены и почти сутки нашей упорной прекрасной работы – повседневность? Да и что такое вообще «обыденность» в нашем многозначном мире? Это закрытость, заглушенность, обманутость кем-то, подчиненность чьей-то агрессивной воле, то есть порождение нашего собственного безволия, нашей тупости, трусости… Запаутиненность! Потому и называю то, к чему стремлюсь постоянно – прорыв.

«Да, то, что с Леной, было иным, другим, чем с креолкой, но и оно же было – прекрасным! – так старательно убеждал я себя. – Одно «лицезрение цветка» чего стоит! А взаимная наша Победа?! И даже те неприятные переживания, которые все же были, не оттеняют ли радость и красоту? Что такое изображение одного лишь яркого света без всяких теней? – день без ночи, поверхность без рельефа, сумма всех божественных цветов спектра без их разделения, хаос. Плюс без минуса, горы без долин, неопределенность, ничто. Так что слава Богу, что были препятствия…»

На другой день Лена так и