В общем, разразился скандал, папку выставили из дому… и все вернулось на круги своя. Нет, мамка обещала, что найдет кого знакомого, кто в картинах мыслит. Может, не больно-то она Аське и поверила, но сама мысль, что за мазню, изрядно ей досаждавшую с самой свадьбы, денег дадут, и немалых, заставляла и вправду искать.

Но выяснилось, что специалистов по картинам не так и много.

И денег они за услуги свои просят.

И денег немалых… тысячи… А где эти тысячи взять? Аська бы дала, если б была уверена, что с картины этой ей хоть копейка перепадет… Но, в общем, пока рядились, да думали, картина исчезла.

– Куда исчезла? – Илья не поверил, что вот это милое создание, куда более практичное, чем можно было ожидать от него по возрасту, выпустило из вида столь ценный предмет.

– Так известно куда… Папка продал.

Она вздохнула.

– Меня на свадьбу позвали… на два дня… а у мамки смена… и вот… папка дождался, когда мы свалим, и этому своему позвонил… Я приезжаю, а он дома… пьяный вдрабадан. Картины нет. Денег тоже нет… то есть тысячи две остались… Ох и орала ж мамка! Обзывала… била даже… только пьяному чего? Он лыбится и пузыри пускает… счастливый… Мы телефон этого его дружка нашли… мамка позвонила, а он ей, дескать, все честно, по закону… он картину купил. И бумага об этом есть… и фига с два что-то сделаешь. Вот так.

И вправду, вот так.

Вопросов больше вроде бы не осталось.

Картина нашлась и потерялась снова. Если она действительно та самая, то откуда она у Леньки взялась? Досталась по наследству? А Генка прознал… воспользовался случаем…

А письмо?

Было ли то письмо вообще? О нем Илья узнал от Таньки. Самого письма не видел, а только ксерокопию… Сложно ли изготовить подделку?

Нет.

Во всяком случае, подделку для дилетанта. Небось экспертизу Илья при всем желании провести не смог бы… да и с чем? С ксерокопией?

Само-то письмо якобы у Генки осталось.

И картина.

Купленная им за триста баксов картина… а продавал он ее гораздо дороже. Пятнадцать тысяч евро с Женьки. Пять с самого Ильи… и Таньки… и если так, то в итоге набежит неплохая сумма. Вполне в Генкином духе бизнес.

Илья хмыкнул.

А ведь так и началось… с картины. Сначала Генка нашел ее, а потом сочинил историю, на которую глупцы и попались. Вот только кто-то, надо полагать, прозрел до срока.

– Послушай, Ася, это ваша комната? – Он показал снимок, и девочка, нахмурившись, долго на него глядела.

– Ага… навроде… только это… шторки другие. Эти еще по весне мамка поменяла…

Значит, снимок сделали весной.

– А Генка когда приходил?

Аська призадумалась. Человеком она была честным и полученный гонорар отрабатывала сполна.

– Первый раз… дождина тогда был, помню… а отопление еще не включили. Ага, значит, сентябрь… а второй раз – уже в ноябре… помню, что тогда прическу невесте делала. Два флакона лака извела. На сырую погоду волосы держатся фигово. А у нее еще вьющиеся были, то вообще мрак… Только распрямишь, пять минут – и снова… намаялись мы тогда с ней крепко.

Значит, ноябрь.

А встреча состоялась в феврале.

И вопрос, что делал Генка оставшиеся два месяца…

– Спасибо.

– Та не за что, дядя. – Аська кивнула на арку. – К папке вести, или уже не надо?

– Веди… может, будет толк.

– Это навряд ли. – Оптимизму Аськиному можно было лишь позавидовать. Но слово свое она сдержала, провела Илью дворами и гаражами, махонькими, тесными, сделанными из подручных материалов. Иные проржавели, иные покосились… Здесь хранили запасы банок и маринадов, картошку, свеклу и морковь. Старую мебель, которую было жаль выбросить. И в лабиринте этом Илья точно заблудился бы без проводника.

– Туда идите. – Аська остановилась. – Вона, видите синюю дверь? Папка сто пудов там будет. Не стучитеся. Не услышит. Толкайте. Там оно не заперто…

И вправду было не заперто.

Из-за двери шибануло вонью, такой характерной вонью протухшего мяса, гнилых овощей и еще чего-то. Запах этот оглушил. А сумрак, царивший внутри ракушки, еще и дезориентировал.

Илья застыл на секунду, пытаясь справиться и с тошнотой, и с темнотой.

А когда справился, то огляделся.

Отступил.

– Ася… – Он не знал, как следует преподносить подобные новости. – Надо вызывать «Скорую»… и полицию… похоже, что твой отец…

Договаривать не пришлось.

– Ошизеть, – сказала Аська. – Допился-таки…

«Дорогая моя матушка.

Спешу сообщить Вам новость, которая самого меня ввергла в радостное изумление, в коем имею счастье до сих пор пребывать…»

Ольга письмо дочитала.

Перечитала.

Поморщилась.

Вот уж и правда, этак и поверить недолго, что решение ее, казавшееся весьма разумным, на самом деле было ошибкой. Но кто знал, что эта ушлая девка воспользуется шансом?!

Бедный мальчик… так наивен… так искренне счастлив… не понимает, что в его положении дети – лишние неудобства. Нет, естественно, долг будущей графини – продлить род Бестужевых, и ей-то наследник обязателен, а лучше, чтобы не один… Сама-то Ольга так и не решилась на второго ребенка, ей и с первым беспокойств хватало.

А тут…

Только уехали, и нате, беременна. Как это она раньше не сообразила объявить? Тогда бы, пожалуй, и услать девку не получилось бы… Небось напела б Давиду про врачей, про опасность дороги… Ничего, пускай… Как-нибудь сложится.

Авось еще не разродится. Или сделает услугу всем, померев родами… Дитя же, если останется живо, всегда отослать в деревню можно…

Однако надеждам Ольги Бестужевой не суждено было сбыться. Неугодная невестка разродилась в срок и легко, как сие бывает с особами простого происхождения, да и ребенок мужского полу оказался здоров…

Давид был счастлив.

Если порой и закрадывалась мысль, что подобная идиллия существует единственно в его голове, то Давид мысль эту гнал.

Ни к чему думать о плохом.

Все было… волшебно.

Старый дом, будто созданный для тихой и скромной жизни, которая, признаться, была Давиду куда больше по сердцу, нежели шумная столица. Он, по сути оставаясь человеком военным, готов был довольствоваться малым. Да и то, к чему держать большой штат прислуги? Разве бывают в поместье гости? Изредка, конечно, соседи появляются с визитом, но по-простому, по-свойски… и обеды с ними уютны своей местечковостью, лишены излишнего роскошества, без которого в Петербурге обойтись никак невозможно.