* * *

1

Она с глубоким вздохом посмотрела на стакан воды, который держала в руке. Окно было открыто, заходящее солнце освещало ее со спины, высвечивая правое плечо.

Я посмотрел на нее и снова задался вопросом, можно ли верить ее рассказу.

Она дрожала, а может, мне только так казалось. Но что-то вдруг изменилось в воздухе. Она подняла взгляд, и я увидел, что в ее глазах появилось что-то, чего там не было мгновение назад. Решимость, нетерпение, даже паника.

– Дан? – спросила она.

Даже голос ее теперь звучал иначе. Так произносят твое имя, когда хотят сказать что-нибудь очень важное. Или когда в приступе амнезии забывают, кто ты. Я сделал ставку на первый вариант.

Она резко придвинулась ко мне – и теперь вся оказалась в закатных лучах. И только когда ее тело ударилось об пол, я понял, что звук, который раздался за полсекунды до того, был щелчком выстрела.

Я лихорадочно переводил взгляд между окном и полом. Что, черт побери?..

Она лежала на полу с раной на затылке, откуда струйкой стекала кровь. Такое ведь никогда не происходит с нормальными людьми. Что, неужели снова?

Я спешно осмотрел дом напротив, окно за окном. Тут висит белье, там кондиционер, тут снова белье, здесь не хватает планки жалюзи, тут на стекле – наклейка со Снупи. А вот – он.

Черная рубашка, волосы с проседью, мощный подбородок – и нечто похожее на длинную снайперскую винтовку с прицелом. Наши взгляды встретились на мгновение, и тут его лицо снова скрылось за прицелом. Напуганный ребенок во мне остался было стоять, чтобы узнать, что тут, черт возьми, происходит, но через тысячную долю секунды ответственный взрослый велел телу броситься на пол.

Я рухнул на пол и, судорожно переводя дух, услышал, как надо мной пролетают две пули и попадают в стенку. Я дышал тяжело, почти задыхался. Оказывается, не такой уж я смелый, когда в меня стреляют. Что ж, каждый день можно узнать о себе что-нибудь новое. Прямо передо мной неподвижно лежала ее нога. Еще минуту назад то, что она рассказывала, казалось мне ерундой. Теперь стало очевидно, что дело обстояло еще хуже, чем она себе представляла.

Стрельба прекратилась. Снайпер то ли ушел, то ли затаился и ждет, пока я встану.

Я медленно отполз в сторону, лихорадочно дыша, как старый невротик. Наверное, от страха я несколько раз вскрикнул – вместо выдоха. Не судите строго. Вы не видели любимую женщину (ну хорошо, любимую в прошлом… или не любимую… скажем так: она вам достаточно нравилась, чтобы начать встречаться и строить планы, но тут вдруг раз – и все рухнуло к чертовой матери) с пулей в затылке.

Почувствовав себя на безопасном расстоянии, я медленно приподнял голову и стал искать окно, из которого стрелял снайпер.

Снайпера там уже не было. Винтовка все еще лежала на подоконнике, но сам он исчез. У меня промелькнула мысль, что я отполз недостаточно далеко, раз могу видеть винтовку, но я не дал этой мысли ходу.

И снова лег на пол.

Уже три недели я не убирал квартиру – мимо моего лица прокатился комок пыли и волос, словно перекати-поле на пустынных улицах городов-призраков Дикого Запада за секунду до дуэли. Странно, что я об этом подумал в такой-то момент.

Я перевернулся на спину и глубоко вздохнул. И еще раз. И еще.

И последний раз.

Руки сжались в кулаки, ногти впились в ладони. Оказывается, я в гневе.

Сукин сын. Я этого так не оставлю.

Я вскочил на ноги.

Кабинет, верхняя полка, синий ящик с документами. Там лежали пистолет и два магазина. Я не для того хожу в тир четыре раза в год, чтобы просто лежать на полу, как слизняк, когда в меня стреляют. У тру́сов тоже иногда оказывается при себе пистолет. Если подумать – как раз именно у тру́сов.

Дом напротив я хорошо знаю. Там два входа. Парадный – с улицы и черный – со стоянки.

Лестница. Каждый шаг – три ступеньки.

Ответственный взрослый заикнулся было, что надо позвонить в полицию, но пока дозвонишься туда – он смоется. Тот седой черт не подозревает, что я могу побежать за ним. Он уверен, что дело сделано, и ему просто нужно исчезнуть, пока полиция не приехала. Не выйдет. Я поймаю его на стоянке.

Тяжело дыша, я бросился на улицу. Теперь я задыхаюсь, даже когда бегу вниз, не только когда поднимаюсь. Ох.

Правой рукой я крепко сжимал пистолет. Так крепко, как будто готов был его раздавить, и у меня мелькнула мысль – непростительно так отвлекаться от дела мести, – смогу ли я когда-нибудь выпустить пистолет из руки. Я побежал на стоянку. Ладони вспотели, и гнев, гнев бурлил во мне, в глубине живота. Она едва ступила на порог, а ты тут как тут, застрелил ее…

Добежав до стоянки, я перешел на шаг.

Он все еще здесь? Или я упустил его?

Нет, нет. Не упустил. Вот он. В синей «субару», которая ехала прямо на меня.

Я встал на изготовку – или как там это называется. Когда стоишь, широко расставив ноги, руки с зажатым в них пистолетом вытянуты вперед, ноздри раздуваются, губы вытягиваются в нитку, а глаза превращаются в прицелы. Седой черт ехал мне навстречу, крепко держа руль и не отрывая взгляда от меня.

Он прибавил скорости и задал машине такую траекторию, что, если бы ее нарисовали на асфальте, линия прошла бы точно между моих ног. Он не собирался проезжать подо мной, естественно.

В голове у меня забегали миллионы гномиков с калькуляторами, они лихорадочно барабанили по кнопкам. Скорость, время, расстояние, скорость, время, расстояние. Он меня собьет. Не успеешь. Будь реалистом: сейчас, полный адреналина, ты едва ли попадешь точно в цель. Быстрый расчет, и я понял, что делать. Ответственный взрослый снова стал распоряжаться, и я повалился на асфальт. Вскрикнул от боли – и увидел, как «субару» промчалась мимо меня.

Это не конец.

Я вскочил на ноги, провожая ее взглядом. Снова встал на изготовку: вытянуть руки вперед, дышать как следует, надавить на спусковой крючок, не нажимать, медленно давить, смотреть туда же, куда направлен ствол, целиться по колесам.