– Значит, у тебя есть шанс на искупление, – сказала она, но не смогла произнести больше ни слова, когда его взгляд скользнул вверх и поймал ее – теплый манящий взгляд, каким никто никогда не смотрел на нее, из-за которого волна жара залила ее лицо, потом горло, потом грудь, ласково покачала сердце и успокоилась где-то в животе.

– Опасно, – прошептал он, глядя на ее губы. – Знаешь ли ты, чего я хочу?

Он хотел секса. Секс с таким мужчиной, как Пит, должен был быть невыносимым наслаждением.

Она отодвинула сетку. Он вошел в дом и встал перед ней, такой высокий, что ей пришлось задрать голову, такой широкий, что она почувствовала себя словно за стеной. У нее внутри все пылало и трепетало, именно так, как, если верить журналам, и должно быть, если перед тобой тот самый мужчина.

Он хотел поцеловать ее. Она это знала. И внезапно испугалась, испугалась, что поцелуй убьет волшебство. Но она нуждалась в нем. Кроме него, у нее не осталось ничего. Он был ее единственной, последней надеждой на спасение.

Его губы коснулись ее губ. Она сжалась, ожидая удушья, но оно не наступило. Никакого удушья, никакой тошноты, никакого ужаса. Только нежность, легкость и – это было абсолютно новым – желание большего.

Но он делал все тихонько – целовал, посасывал, покусывал – все легко, словно шепотом. Он не требовал ничего в ответ, и это было хорошо. Дженни не смогла бы, даже если бы от этого зависела ее жизнь. Новизна происходящего так захватила ее, что единственное действие, на которое она была способна, – просто стоять на месте, сжав колени, закрыв глаза, откинув голову и приоткрыв губы.

Когда он отпустил ее и перевел дыхание, она задумалась, в чем же еще были правы журналы. Он выпрямился в полный рост, откинул голову и вздохнул еще раз.

Дженни прислонилась к стене, опустив подбородок, ожидая каких-нибудь мрачных, злых слов. Так и не дождавшись, она, наконец, решилась взглянуть на него. Он улыбался.

– Ну как? – спросил он. – По-моему, это было интересно. А ведь мы пока одеты.

Она сглотнула. Какой же он замечательный. Она должна сделать все, чтобы он остался.

– Мы не должны…

Он просто улыбнулся и провел большим пальцем по ее веснушкам.

– У нас все впереди.

Сердце Дженни таяло. Пит был абсолютным воплощением всех ее грез. Она хотела снова ущипнуть себя, чтобы убедиться в его реальности. Но как такое мощное физическое присутствие может быть нереальным? Глядя на него снизу вверх, почти физически ощущая его внимательный взгляд, она впервые в жизни поняла, что значит влюбиться и желать только одного – отдавать, отдавать, отдавать все мужчине. К сожалению, ей нечего предложить ему.

– Ты любишь куриные окорочка? – спросила она.

– Я люблю куриные окорочка.

– Я сделала их для ужина, но остались лишние, у меня их целый холодильник. Они быстро жарятся, если, конечно, ты не хочешь чего-то другого…

– Куриные окорочка.

Она улыбнулась.

– Улыбнись так еще раз.

– Как?

– Вот так. Эта улыбка озаряет твое лицо.

– Скорее, выпячивает мои веснушки.

– Ты выглядишь счастливой, когда улыбаешься. Она и была счастливой.

Потом зазвонил телефон, и она застыла. Дженни не ожидала ничего хорошего от телефонных звонков. Никогда. Она хотела оставить его трезвонить, но, если это был Дарден, потом будут бесконечные вопросы о том, где она была, что она делала и почему не подошла к телефону.

– Алло?

– Это Дэн. Мэри-Бет, у меня тут проблема. Старый Ник Фарина поднял хай, что-то вроде того, что ты украла у него цветы. Я-то понимаю, что этому есть какое-то объяснение, но он не желает меня слушать. Твердит, что я должен ехать к нему и проводить расследование. Он говорит, что ты сорвала гибискусы у него во дворе. Это правда?

– Зачем мне это?

– Я спросил его о том же. Вокруг полно одичавших гибискусов. А он божится, что ты сорвала три самых крупных прямо у него во дворе.

– Я проходила мимо. С работы домой только один путь – мимо его дома.

– Я говорил ему то же самое, – вздохнул Дэн. – Ладно, я скажу ему, что поговорил с тобой, но советую быть начеку. Боюсь, он захочет объяснить тебе, что к чему, когда ты будешь проходить мимо него завтра.

Дженни поблагодарила его за предупреждение и повесила трубку. Не дыша она повернулась и широко улыбнулась Питу, потому что он никуда не делся. Это снова сделало ее счастливой.

– Выпьешь пива, пока я готовлю?

– С удовольствием.

Она достала «Сэма Адамса» из холодильника – никто не заметит отсутствия еще одной бутылки – и протянула ему. Потом открыла морозилку. Не прошло и пяти минут, как в сковородке шипели окорочка, в соуснице булькала сальса, а в духовке разогревались тортильи, и она ничего не уронила, потому что совершенно не нервничала. Пит не был похож ни на кого из ее знакомых. Пока она готовила, он спокойно сидел, просто наблюдая за ней, как будто это доставляло ему удовольствие. С ним она вела себя естественно, не задумываясь о том, что делает и как выглядит. Он не задавал вопросов, на которые она не хотела отвечать, не ругался и не угрожал. Периодически он предлагал ей помощь, а она всякий раз отказывалась, так что в конце концов они стали смеяться над этим, и смеяться вместе с ним тоже оказалось легко. Смеяться было чудесно! Она неожиданно поняла, что абсолютно расслабилась, и это тоже было для нее в новинку.

Они поели и сидели друг напротив друга, и тут она начала волноваться по поводу выбора, который ей нужно было сделать. Что угодно ее душе в обмен на домашнюю стряпню? Она не могла даже предположить. Поэтому она спросила:

– Почему ты назвал себя эгоистом? – Увидев, что он нахмурился, она продолжала: – Вчера ночью, когда я пригласила тебя зайти, ты сказал, что ты эгоист, один ты или нет.

Он помолчал с минуту и только потом ответил:

– Я поступил не слишком хорошо.

– Со своей семьей?

Видимо, воспоминание об этом было для него болезненным.

– Я был самым старшим из детей. Всегда, пока я рос, на мне лежала большая ответственность, чем на остальных. Отец неустанно твердил об этом, говоря, что я должен быть примером для младших. Поэтому, когда у меня появился шанс поступить в колледж, я воспользовался им и уехал как можно дальше. Я полагал, что другие тоже должны научиться самостоятельности, как я. И они научились. Но по ходу дела возникли некие проблемы, а я не помог. Я виртуозно научился не отвечать на звонки.

– Почему? – спросила Дженни. Она не могла отвести от него глаз, продолжая изучать его. Ей нравилось, как двигаются кисти его рук, в жестах чувствовалась сила, но не угроза. Точно так же и предплечья под закатанными рукавами рубашки – сильные, но не угрожающие. Даже в том, как сходились его брови, ей виделась мудрость.