Пауль не мог знать из личных наблюдений, он в это время был в Мюнхене. Но если мама сказала, наверное, так оно и было.

– У отца могут быть свои причины, – сказал он осторожно, поскольку мать не допускала критики в сторону отца. – Однако стоило бы действовать более аккуратно. Ты права, мама, Катарина очень чувствительна.

– Более чем, Пауль, – подтвердила Алисия. – Я в высшей степени обеспокоена.

Пауль посмотрел на дверь и наморщил лоб.

– Мне не хочется это говорить, но, боюсь, нам придется прибегнуть к предложению отца.

Алисия тяжело задышала: настал момент, когда было необходимо принять решение. Катарина с самого утра не подавала звуков. Все еще сохранялась вероятность, что она в обмороке. Или чего похуже.

– Звать плотника со стороны, который разнесет дверь, – вымученно проговорила Алисия. – Не нравится мне эта идея. Кто знает, в каком состоянии Катарина. Нет уж, лучше пусть Густав или Роберт.

– Я не считаю Роберта удачной кандидатурой, мама. Уж лучше я сам.

– Ты?

Пауль по-мальчишечьи улыбнулся матери.

– Ты разве не знала, что я умею держать в руках молоток и стамеску?

При слове «стамеска» Алисия поежилась. В собственном доме они будут орудовать, словно грабители. Какой позор!

– Нет, Пауль, прошу, не надо. Я лучше позову Мари.

Пауль вздрогнул, услышав это имя. И хмуро спросил, что она хочет от девушки.

– Она должна подойти к двери и поговорить с Китти. Катарина ответит ей, я уверена. Если еще в состоянии.

Алисия сжала губы и, как ни старалась, не смогла сдержать слезы. После чего быстро смахнула их тыльной стороной ладони.

– Мама, я понимаю твою тревогу, – озабоченно проговорил Пауль, видимо, заметив материнские слезы. – Но я категорически против, чтобы ты втягивала в эту историю Мари.

Алисия вынула из рукава батистовый платок и промокнула щеки. Она сделала паузу и раздраженно посмотрела на сына.

– Не понимаю тебя, Пауль. Ведь именно эта девушка и есть причина всех наших несчастий! С какой стати я должна о ней беспокоиться?

Пауль неловко развел руки и случайно задел елку. Один из стеклянных шаров упал и покатился по ковру.

– Но ведь Мари не виновата, что Китти выбрала ее в качестве модели. Мари лишь исполняет наши приказания. И поэтому было бы безответственно использовать девушку.

– То есть как это – использовать? – У Алисии начинало иссякать терпение.

– Ты разве не помнишь, чем пригрозил отец? Если он еще раз заметит Мари возле Китти, Мари будет уволена.

Алисия иначе представляла себе этот разговор с сыном. Раньше Пауль всегда был на ее стороне, поддерживал ее взгляды и как мог подбадривал ее. Однако сегодня он показался ей чужим. Почему он, собственно, так уж вступается за эту кухарку?

– Хорошо, Пауль. – Она постаралась изобразить непринужденную улыбку. – Я послушаюсь тебя.

– Спасибо, мама!

Он вскочил с кресла и стал взволнованно ходить взад-вперед по комнате. Дважды останавливался и поворачивался к ней, порывался что-то сказать, но потом передумал. В конце концов подошел к двери и взялся за ручку.

– Я попробую еще раз поговорить с Китти. Пожелай мне удачи, мама.

– Разумеется…

Она осталась сидеть неподвижно, Пауль тем временем пошел на третий этаж. Неразбериха какая-то! Он ведь не предпримет никаких необдуманных шагов? Ломать дверь, например? И в результате еще и пораниться…

– Госпожа?

По своей привычке тихо в комнату вошла Элеонора Шмальцлер. Кажется, эта женщина обладала шестым чувством, которое ей подсказывало, когда нужно прийти: Алисия действительно хотела ее позвать.

– Хорошо, что вы здесь, фрейлейн Шмальцлер. Прикажите прийти сюда Мари.

– Конечно, госпожа. И я еще кое-что добавила бы.

– Добавили? В каком смысле?

Прозвучало неприятно, и Алисия рассердилась на себя за несдержанность. Экономка лучше держала себя в руках и улыбалась.

– Это всего лишь идея, госпожа. Простое предложение. Видите ли, я долго думала, каким образом мы можем помочь молодой госпоже, не нарушая запрета господина директора. И сегодня ночью меня осенило.

Алисия глубоко вздохнула, с беспокойством прислушиваясь к звукам из коридора. Не стучат ли еще молотки? Не трещит ли дерево под натиском стамески? Но нет, все было тихо.

– Рассказывайте, фрейлейн Шмальцлер, но, пожалуйста, коротко.

21

– Может, она вскрыла себе вены. Люди со слабыми нервами могут сделать с собой такое.

Реакция на черствое Августино замечание была исключительно негативной. Эльза, сидевшая рядом за кухонным столом, ткнула ее в бок, повариха сказала вслух, что Августа бесчувственная дрянь. Роберт сидел над своим кофе, словно комок нервов, и лишь мрачно посмотрел на Августу.

– Я пошутила, – стала оправдываться Августа. – Пошутить, что ли, нельзя?

– Отвратительная шутка, Августа! – сказала Эльза.

Повариха отвернулась к стоящим на плите кастрюлям: через полчаса должен быть готов обед. Свиное филе с запеченными сливами, картофельное пюре, капустный салат. На сладкое – ванильный крем с соусом мокка. Обед был рассчитан на пять персон, однако за столом, скорее всего, будут трое.

– Молодая госпожа не больна, Роберт, – заговорила Йордан. – Не беспокойся.

Йордан всегда относилась к Роберту с симпатией. Августа посмотрела зло и потянулась за рождественским печеньем. Прислуге обычно разрешалось доедать после праздников остатки рождественской выпечки. Эльза с любопытством взглянула на камеристку.

– Не больна? Но госпожа Алисия всем сообщила, что госпоже Катарине нехорошо.

Йордан подняла брови, это придало ее лицу выражение задумчивости. Конечно, ей известно больше, камеристка наиболее приближена к хозяевам.

– В любом случае, ненормально, что она не ест вот уже сколько дней, – подала голос повариха. – Все, что мне заказывали для бедной девочки, осталось нетронутым.

– И если она не больна, то почему не ест? – спросил Роберт у Йордан.

– Во всем виновата Мари, – пожав плечами, ответила Йордан.

Ее слова тоже не нашли поддержки среди прислуги. Мари ушла за дровами и не могла ничего сказать в свою защиту. Но за время службы в доме у нее появились верные союзники.

– Оставьте Мари в покое, – бросила повариха. – Никакой ее вины нет!

Она убрала с плиты жаркое и вместе с соусом выложила его в фарфоровое блюдо, стоявшее рядом с чашкой Марии Йордан.

– Осторожнее, вы мне все платье забрызгаете!

– Так отодвиньтесь. Я тут работаю.

– Что с госпожой? – наседал Роберт на Йордан. – И при чем тут Мари?

– А ты вообще-то уже накрыл в столовой? – вставила Августа, прежде чем Йордан что-то ответила.

– Разумеется, – пробурчал Роберт.

– А теперь будь добр, займись сервировкой, сейчас начнут обедать.

– Я сам знаю, что мне делать! – прикрикнул он на Августу. – Перестань командовать, всезнайка!

Все застыли от ужаса, потому как еще ни разу не слышали крика от всегда уравновешенного Роберта. Именно в этот момент с большой