— Ну поехали… — согласился я. — Только сегодня моя очередь угощать… Спасибо тебе, заработал…

И я полез во внутренний карман, вытащил деньги, отсчитал Кешкину долю, протянул ему.

— Что это? — удивился он.

— Четыреста рублей, — сказал я.

— Откуда? — продолжил включать дурака приятель.

— Колготки твои сбыл.

— А-а, ну молодчина!.. Оставь себе!

— Я свою долю уже взял. Это твоя!

— Вот и говорю — оставь. Ты меня выручил, понимаешь?

— Понимаю, — ответил я, открывая бардачок и засовывая в него купюры.

— Узнаю Шуру Данилова, комсорга нашей тюменской школы, — с фальшивым воодушевлением произнес завотделом райкома ВЛКСМ по работе с пионерскими и низовыми комсомольским организациями. — Принципиальный, честный, прямой.

— Ладно тебе заливать! — отмахнулся я.

— Слушай… — понизив голос, словно нас мог кто-нибудь подслушивать. — А ты пару ящиков кофе у меня не возьмешь?

— Какого кофе? — не понял я.

— Бразильского.

— Куда мне ящик?.. Пару банок возьму.

— Да хоть десять! — усмехнулся он. — Остальные реализуешь, как колготки.

Я задумался. Конечно, через Груню, наверное, можно толкнуть, что угодно, включая — списанный бомбардировщик, и будут у меня живые деньги, не придется крохоборничать, но… это ведь спекуляция, верная уголовная статья. Я не для того второй шанс получил, чтобы оказаться на зоне, которую мне удалось избежать в первой жизни. Так что нет, Иннокентий Васильевич, крутись сам. Я тебе разок помог и будя. А вообще мне не нравится, когда меня разводят любыми способами.

— Нет, Кеша, — сказал я. — Извини. Я тебе помог по старой дружбе, но спекуляцией заниматься не собираюсь… Ты там меня пивком и воблой угощал, так вот… — Я добавил к тем бумажкам, что уже лежали в бардачке еще сотню.

— Эх, как был ты комсомольцем-добровольцем, так им и остался, — с досадой проговорил он. — Я уж было обрадовался, что ты человеком стал…

— Благодарю за откровенность, — сказал я, открывая дверцу.

— Ты чего? — всполошился Стропилин. — Обиделся, что ли?.. Я же пошутил! Поехали, Лизонька, нас накормит!

— Аппетит пропал…

Я выставил ноги наружу и начал вставать.

— А ведь ты меня не знаешь, Данилов! — прошипел он мне в спину. — Я это сразу понял, как только увидел тебя на набережной, с вчерашней «Правдой» в руках…

Вернув ноги на полик салона, я повернулся к этому барыге и посмотрел ему прямо в наглые глазенки. Ему стало не по себе, но он еще храбрился.

— А ведь ты прав, Кеша, — импровизируя, заговорил я. — Своего закадычного дружка Кешу Стропилина я знал совсем другим… Он был, конечно, тот еще жлоб, за копейку готов был родную бабку удавить, но еще не толкал налево дефицит, предназначенный для простых работников районного комитета комсомола…

— Какую бабку! — нервно выкрикнул он. — Вранье это! Она сама угорела!

Мне с огромным трудом удалось сохранить невозмутимый вид. Надо же! Про бабку я ляпнул просто так, для образности, и угодил в точку! Похоже, было на совести комсомольского активиста Стропилина черное пятнышко. И еще какое! Через минуту «жигуленок» Кеши уже мчался к перекрестку, а я стоял на кромке тротуара, слегка обалдевший от стремительности развивающихся событий.

Однако оказалось, что судьба на сегодня еще не исчерпала своих сюрпризов. Не успел я сделать и сотни шагов, как услышал визг застопоренных тормозами шин и голос, меня окликнувший. Я обернулся. Из «Мерседеса», который я видел на стоянке возле элитного кабака, вылез, весь в белом, Корней Митрофанович Коленкин, «автомобильный бог» города Литейска.

— Какая встреча! — воскликнул он, раскрывая свои «божественные» объятья. — Вот не ожидал… Торопишься?..

Я пожал плечами.

— Да нет, уроки у меня только закончились…

— Так поехали ко мне! — предложил он. — Разговор есть.

Мне было все равно и я согласился. Митрофаныч распахнул пассажирскую дверцу своего раритетного авто и я погрузился в его кожаные, пахнувшие дорогим парфюмом недра. Да, это тебе не «ВАЗ-2101». Движок мягко заурчал и «Мерс» покатил по раздолбанному асфальту, покачиваясь на подвеске, словно яхта на пологих волнах. Мы довольно скоро миновали городскую черту и выехали на относительно гладкое и ровное шоссе. Я понял, что директор станции технического обслуживания живет за городом. Вырвавшись на оперативный простор, он поддал газку и иномарка шестьдесят пятого года выпуска полетела, как ракета в кино.

Мельком взглянув на спидометр, я увидел, что стрелка покачивается возле сотни километров в час. Не сбавляя скорости, «автомобильный бог» промчался мимо поста ГАИ и я заметил, как вытянулся в струнку постовой. М-да, похоже, что Коленкин в городе значительная фигура, не то, что этот мелкий спекулянт Стропилин, который, скорее всего, попытался меня припугнуть, да не на того нарвался. Пускай теперь сам трясется. Чтобы там у него ни было с бабкой, но он явно боялся этой темы.

Лихо вписавшись в поворот, с указателем «Крапивин Дол — 3 км», иномарка покатила уже совсем по отличной бетонке и вскоре подъехала к железным воротам, врезанным в добротный забор, над которым виднелись красные двускатные крыши и пожелтевшие кроны деревьев. Митрофаныч посигналил, ворота разошлись в стороны и «Мерс» покатил по улицам элитного загородного поселка. Молчавший всю дорогу владелец ретро-автомобиля, вдруг заговорил:

— Вот в этом доме живет первый секретарь горкома, — сказал он, показывая на двухэтажные хоромы под черепичной крышей. — А в этом — заведующий базой промторга. — Дворец завбазы мало уступал жилищу первого секретаря. — В этой хибаре классик нашей литейской литературы Миня Третьяковский. — Дом классика и впрямь казался хибарой рядом с другими. — А вот здесь я, грешный…

Грешный «бог» жил, пожалуй, получше первого секретаря и завбазы, но похуже, чем я когда-то. Вернее — еще буду жить. Пока что я хожу в среднюю школу в Кушке… Директор СТО опять посигналил и ворота, ведущие во двор его дома, тоже начали отворяться. Митрофаныч не стал сам загонять внутрь свой авто, а полез из салона. Я — тоже. Подошел мужичок лет сорока, поздоровался с Коленкиным и сел за руль, видимо, для того, чтобы поставить «Мерс» в гараж.

Хозяин же повел меня через калитку, от которой к крыльцу вела мощеная плиткой дорожка и мы поднялись в дом. Его внутренние интерьеры должны были, наверное, повергнуть в шок простого школьного учителя, но мне приходилось видеть и покруче, поэтому