По экрану телевизора побежали полосы, потом изображение наладилось и из динамиков полилась музыка, знакомая мне еще по временам курсантской юности. Ля-ля-ля-ля… Эммануэль… Горничная стыдливо хихикнула, видимо, не в первый раз смотрела, но не убежала, а только поудобнее устроилась в кресле, выложив нога на ногу… Писатель попытался втиснуться рядом с ней, но был решительно изгнан. При этом Даша многозначительно посмотрела в мою сторону, но я остался на месте.

Не то что бы я был против, но как к моим поползновениям отнесется хозяин? Коленкин тем временем разливал по рюмкам недопитый нами кальвадос. Теперь рюмок было четыре. Кроме того, он кинул на столик пачку «Мальборо» и зажигалку. И все, кроме меня, закурили. Я уже подметил, что «лучшие люди города» много пьют и дымят, как паровозы. До эры всеобщего преклонения перед ЗОЖ оставалось еще лет сорок, а в эту эпоху считались престижными не курение и выпивка сами по себе, а — что именно ты куришь и пьешь!

Эммануэль на экране переходила от одного эротического приключения к другому. Мужики по эту сторону экрана возбуждались не менее сильно, чем по ту. И я — не исключение, но хозяин дома явно не собирался делиться своей горничной, с которой ни-ни, с другими присутствующими. И как ни сигналила мне Даша, я решил, что не стану ссориться с «автомобильным богом». Я с виду хоть и юнец, а внутренне — прожженный ловелас, который всегда точно знает когда клюнуть на наживку, а когда проплыть мимо.

А вот Третьяковский, похоже, не понимал, что к чему? Ему амурчик в голову ударил по-полной. В доме назревал скандал. Коленкин мужик резкий, врежет Мине и останется от того мокрое место. Жалко классика. Я решил его отвлечь. Он же писатель, значит должен все знать. Подошел к нему, вытащил из кресла и поволок вглубь дома. Писатель попробовал сопротивляться, а я хоть и поддатый был, но силушку богатырскую, от Шурика унаследованную, не растерял. Выволок его на кухню — единственное, кроме гостиной, место в доме, которое я знал, усадил на табурет, сорвал голой рукой пробку с «Будвайзера» и поставил перед окосевшим классиком.

— Ты п-патриот своего города? — спросил я.

— А как же! — гордо вскинулся он.

— И все про него знаешь?

— С семнадцатого века… — отхлебнув избутылки, сообщил он. — Когда казак Сермяжка, соратник Стеньки Разина, между прочим… налетел на своем струге на камень и ко дну пошел, вместе с фузеями, пушками и прочей амуницией…

— И утоп?

— Не, не утоп… — покачал залысинами Третьяковский. — И сам спасся, и люди его… а вот пушки утопил.

— Где утопил-то?..

— Да в нашей Проныре!..

— А дальше?

— Ну не мог Сермяжка к Степану Тимофеевичу без пушек явиться… Вынул бы тот востру сабельку и… вжик! — классик махнул рукой и сшиб на пол бутылку, хорошо — пустую. — А при нем немец был, Шлехтер, рудознатец… геолог по-нынешнему… Тот руду нашел и стали казаки плавить ее и отливать пушки… Отсюда и пошел наш город, Литейск…

— Здорово… а Проныра, это значит, река…

— Не просто — река, приток Волги!

— И ты про это книжки пишешь?

— Конечно… «Сермяжная правда»… роман о восстании Разина… «Проныра — река трудовая»… пьеса о речниках… «Тайна утонувших сокровищ»… приключенческая повесть для подростков…

— Вот эту бы я почитал…

— А пошли ко мне! — предложил Миня. — Я тебе подарю икз… икземплярчик…

— А пошли! — согласился я — мне и впрямь захотелось проветриться.

Он сполз со стула и едва не рухнул. Похоже, ноги его уже не держали. Я подхватил литейского классика и потащил его в прихожую. Когда мы проходили мимо гостиной, дверь в нее была заперта, но не могла заглушить пыхтения и сладострастных стонов — возможно эти звуки доносились с экрана, но, скорее всего — не только. Третьяковский рванулся было уточнить, но я его перехватил. Сунул ногами в штиблеты, накинул на плечи плащ, обулся и оделся сам и мы вывалились на улицу.

Причем — вывалились в буквальном смысле, кубарем скатившись с крыльца. Спасибо рефлексам Санька — снова не подвели, не дав покалечится ни мне, ни писателю. Поставив его на ноги и кое-как отряхнув, я повел его к калитке. Мы выбрались на улицу и побрели к писательскому дому, главным образом благодаря моей памяти и способности ориентироваться даже в малознакомой местности. Тем более, что поселок Крапивин Дол был не слишком велик, а хоромы литейского классика — самым неказистым зданием в нем.

Участок Третьяковского тоже не поражал размерами. Кроме дома, на нем располагался то ли сарай, то ли гараж. Оказавшись в собственной «усадьбе», Миня воспрянул духом. Отыскал в кармане плаща ключи, отпер двери и пригласил меня внутрь. На узкой веранде было темно, и хозяин долго шарил рукой по стене в поисках выключателя. Наконец, раздался щелчок и… осталось по-прежнему темно. Тогда писатель нащупал дверь, ведущую в дом, и там ему повезло больше. В прихожей засияла тусклая лампочка в сорок свечей.

— Проходи, гость дорогой! — возвестил классик и рухнул на пол ничком.

Испугавшись за его хрупкую жизнь, я подскочил к нему. Поднял. И услышал могучий, контрастирующий с тщедушным сложением, храп. Толкнув первую попавшуюся дверь, я обнаружил за ней спальню и свалил хозяина дома на кровать, сняв с него только обувь и галстук. На этом можно было бы и откланяться, но мне не хотелось сейчас возвращаться в дом Коленкина. Успею еще. В конце концов, в доме писателя я никогда не был, и мне стало любопытно. Я принялся обходить комнаты. Тем более, что и в этом одноэтажном особняке их не могло быть много.

Кроме спальни, где продолжал храпеть Третьяковский, я нашел большой зал, почти сплошь заставленный книжными шкафами. Заглянул в узкую комнатенку, с письменным столом, на котором стояла, накрытая запыленным чехлом пишущая машинка, рабочим креслом и креслом для посетителя — видимо, это был кабинет. Обнаружил еще одну спальню, но заходить туда, само собой не стал. Нашел кухню, зажег в ней свет. Огляделся. Увидел электрический чайник, наполнил водой из крана и включил.

Мне захотелось чаю. Я без стеснения пошарил по кухонным шкафам, нашел пачку цейлонского. На подоконнике стоял заварочный чайник. Приподняв крышку, я увидел старую заварку, подернутую бело-зеленой корочкой плесни. Рядом с кухней был туалет. Вытряхнув в унитаз содержимое заварника, я