– Когда все это закончится?

Коллега улыбнулся в ответ и пожал плечами.

Разумеется, в первую очередь, читались рукописи известных писателей, или, по крайней мере, тех, чьи имена были на слуху. Далее по ранжиру – те, которые доставлялись в редакцию либо лично, либо по почте, но в печатном виде. И лишь в третью очередь – присланные по электронной почте. Эти приходилось распечатывать, чтобы не читать с монитора компьютера, чего Лидия Валерьевна страшно не любила – при долгом чтении со светящегося экрана начинали уставать и слезиться глаза. Все эти присланные рукописи назывались одним, но емким термином – «самотек». Но и в самотеке, особенно если он «притек» издалека, иногда попадались стоящие тексты. И тогда редактор мог гордиться тем, что открыл для массового читателя новое имя. Что ни говори, а публикация в толстом литературном журнале, пусть даже и выходящем мизерным тиражом, для читающей публики, больших издательств, а тем более для литературной критики – затмевала выход книги даже многотысячным тиражом. Потому и переполнялись портфели редакций таких журналов гораздо быстрее, нежели портфели издательств.

Она стала читать присланный роман под названием «Дуэлянты» некоего сибиряка с интересной фамилией Достоевский. Естественно, в первую очередь она обратила внимание на фамилию. Впрочем, мало ли кто сейчас под какой фамилией пишет! Однако же, прочитав первые полсотни страниц, она поняла, что этот сибирский Достоевский не так уж и прост. Роман явно был из серии потенциальных бестселлеров. Сюжет, завязка, описание героев, бытовые сцены, развязка – если бы не имя автора (Илья), вполне можно было бы подумать, что автор произведения – Федор Михайлович. Особенно интересно прописана главная героиня романа, в конце, потеряв обоих своих любимых, сошедшая с ума.

Героиню звали Анна Суглобова. Ее портрету автор романа уделяет много места в разных местах, давая тем самым читателю понять, как героиня менялась в соответствии с обстоятельствами. В самом начале – это двадцатисемилетняя красавица с белокурыми вьющимися волосами, заплетенными в тугую толстую косу, тонким острым носиком, такими же тонкими, алого цвета губами и красивыми дугообразными широкими бровями. Всю эту красоту ее лица слегка портили то и дело щурившиеся глаза, всякий раз, когда ей нужно было что-то прочитать или разглядеть издалека…

И вдруг Лидия Валерьевна почувствовала, как мурашки пробежали по ее коже. Что за наваждение? Портрет героини, со скидкой на описываемую эпоху, практически совпадал с портретом ее дочери. Стоп! А имя. Имя! Анна Суглобова. Поменяй одну букву – и вот уже фамилия в точности соответствует ее и дочери фамилии…

Лицо Сугробовой покрылось красными пятнами. Она схватилась за голову. Ей показалось, что у нее даже поднялось давление. Как такое может быть – какой-то сибиряк, судя по всему, никогда никуда из своей Сибири не выезжавший, а значит и понятия не имеющий о девушке по имени Анна Сугробова, мог описать ее с такой точностью и даже имя дать практически идентичное.

Немного успокоившись, Лидия Валерьевна даже улыбнулась своим внезапным переживаниям. А затем решила: возьму-ка я домой сию рукопись, дам почитать Анечке. К тому же у нее ведь и диссертация по Достоевскому, правда, не по Илье. Интересно, заметит она то, что заметила я?

Но, к удивлению Лидии Валерьевны, Анны дома не было, хотя уже был девятый час вечера. Опять в институте засиделась? Зато радостно встречала ее черная Матильда – кошка, некогда подобранная Аней на Мясницкой улице, отчего, помимо имени, у нее сразу и фамилия образовалась – Матильда Мясницкая. Это прелестнейшее, добрейшее создание, радостно помурлыкав, тут же ушло в комнату и разлеглось на коврике, ожидая, когда хозяйка подойдет к ней и уделит внимание хотя бы на несколько секунд. Лидия Валерьевна в таких случаях всегда со смехом говорила, цитируя классика:

– Барышня легли и просют.

Матильда и в этот раз лежала в ожидании ласки, шерсть ее на солнце слегка отдавала коричневым, отчего муж, найдя в компьютере фото похожей породы, определил, что Матильда – бурманской породы.

– Конечно, бурманской, – смеялась Лидия Валерьевна. – Разве в подворотне на Мясницкой улице другие породы водятся?

Муж на это слегка обижался, начинал спорить, подзывал жену к компьютеру – сама, мол, убедись. Кстати, как он там, на своем симпозиуме в Варшаве? Надо бы позвонить.

Едва Сугробова разогрела ужин (жареную картошку с грибами и луком), пришла и Аня.

– Привет, мамуль! – раздеваясь, поздоровалась дочь.

– Привет! Я уж думала, что ты к моему приходу разогреешь ужин.

– Извини! Засиделась с Виктором Алексеевичем. Как говорится, последние штрихи диссертации.

– И когда же защита?.. Ты мой руки и давай ужинать.

– Погоди ты. Через месяц только предзащиту назначили.

Аня села за стол, Лидия Валерьевна поставила на стол две тарелки, положила еду сначала дочери, затем себе. Прибежала Матильда и опять же, по установленной ею самой традиции, вскочила на стул, на который хотела сесть Лидия Валерьевна.

– Мотя, когда-нибудь тебя мама или папа раздавят, – засмеялась Аня.

– Ничего подобного! У меня довольно компактная задница, мы вполне поместимся вдвоем на одном стуле. Правда же, Матильда?

Сугробова-старшая погладила кошку и осторожно, слегка подвинув ее, села на краешек стула.

– Кстати, о кошке: как здоровье твоего Мышкина?

– Да ничего! Оклемался уже после инфаркта. Потихоньку приходит в норму.

– А как этот… Карамазов? Не достает его больше по поводу рукописи?

– Видимо, то ли совесть его замучила, то ли еще что, но вроде бы отстал от Виктора Алексеевича. Это же надо! Из-за научной статьи готов был чуть ли не убить человека.

– Ну-у, где-то он, видимо, прав. Рукопись-то ему принадлежит, а твой Мышкин даже не согласовал с ним публикацию…

– Какая рукопись, мам! – возмутилась Анна. – Рукопись-то тю-тю куда-то. Вместе с убийцей. А это всего-навсего сканы.

– Ну ладно, не кипятись, дочь. Ешь давай. Кстати, о кипятке. Чайник-то я забыла включить.

– Послушай, Анюта, – Лидия Валерьевна мыла тарелки, пока Аня допивала чай с печеньем, на которое сверху намазывала мед. – Тут я из нашего самотека выловила один очень интересный текст. Хочешь, дам почитать? Я его с собой принесла.

– Ой, мам, я столько текстов по необходимости перечитала, что какие-то сторонние читать совершенно нет желания. К тому же сегодня я устала.

Она допила чай, встала, подала пустую чашку матери.

– А я и не говорю про сегодня. И к тому же текст как раз не совсем посторонний, где-то пересекается с твоей темой. И даже более.

Анна взяла в руки пульт от телевизора, но слова матери остановили ее.

– Что значит – пересекается? И что значит – более?

– Вот прочитаешь и