– Разумеется! Как уже видно по двойной фамилии, в нем течет две крови – русская и французская. Кстати, и гражданство у него тоже двойное. Но живет он, разумеется, во Франции, у него собственная вилла на Лазурном Берегу и квартира в Париже. Хотя, по моим сведениям, еще одна квартира у него в Петербурге. Вообще, это весьма интересная личность. Он – правнук белоэмигранта, ротмистра Авксентия Раскольникова, покинувшего Россию вместе с армией барона Врангеля, затем год мучившегося в турецком городке Галлиполи, где русские жили в ужасных условиях, и немало их там умерло, пока не перебрался во Францию. Здесь он женился на француженке по фамилии Ожьё. Женился, видимо, по любви, поскольку мадмуазель Ожьё была из не очень богатой семьи. Но каким-то образом им удалось встать на ноги. Правда, война с Германией снова подкосила их бизнес. Сын их после войны восстановил бизнес отца и, будучи более деловитым, стал преуспевающим бизнесменом. Кстати, именно сын ротмистра, Андре, приписал к отцовской фамилии фамилию матери. Так появилась династия Раскольниковых-Ожьё. Сын Андре стал миллионером, а уже его сын, этот самый Симон Раскольников-Ожьё, о котором мы сейчас и ведем разговор, приумножил состояние своего отца и даже отделил свой бизнес от его.

– Красивая история. Можно роман написать, – Карамазов разлил остатки арманьяка по бокалам. – Но только я не пойму одну вещь: какое отношение ко всей этой истории имеет этот самый Симон Раскольников?

– Самое прямое, мсье Карамазов, – де Труа загадочно улыбнулся, закрыл айпад и спрятал его обратно в несессер. Николя удивленно посмотрел на него, а Карамазов в это время допивал арманьяк. – Это заказчик убийства и похищения рукописи.

У Карамазова даже рука дрогнула, и несколько золотистых капель оказались на его свитере. Он взял салфетку и стал промокать ею эти самые капли.

– Поясните свою мысль, господин де Труа, – скомкав и бросив салфетку на стол, попросил Карамазов.

– Пожалуйста! Я пока вам не сказал самого главного. Этот Раскольников… Вернее, не этот, а его прадед-белогвардеец – внук некоей Клавдии Желниной, которая, по некоторым (весьма косвенным и не очень определенным) данным, родила сына от самого Федора Достоевского, вашего русского знаменитого писателя, которому она некоторое время сдавала комнату в своем доме. И, согласно легенде, Достоевский забыл у Желниной, когда его срочно потребовал к себе начальник крепости, часть рукописи романа «Каторжники»… Да, да, того самого, из-за которого уже пролилось столько крови. И, боюсь, прольется еще. Поскольку у старика Куртуа в сейфе оказалась только часть этой рукописи. Притом малая часть. Ведь Раскольников, хотя и не имеет никакого кровного родства с Достоевским, по его мнению, вполне логично считает себя законным наследником этого рукописного шедевра.

Шокированный этой новостью, Карамазов встал, закинул обе руки за голову и так стал ходить взад-вперед по кабинету. В этот момент Жакло и де Труа допили свой арманьяк. Через пару минут Карамазов подошел к окну, заложил обе руки под мышки, еще некоторое время молча смотрел на хорошо видные из окна горные вершины. Наконец вернулся в свое кресло.

– И вы считаете, что украденная рукопись находится у него?

– Более того, я считаю, что он уже давно переправил ее в Россию и где-то там спрятал. В России же находится и остальная, большая часть рукописи. Вот за ней, по всей видимости, мне так подсказывает моя интуиция, и начнет охотиться тот самый человек, который представился Куртуа как Раскольников.

– Кстати, не мог же сам, по своей инициативе, этот человек назваться фамилией своего нанимателя.

– Вы совершенно правы, мсье. Но здесь очень тонкий и хитрый ход. Раскольников-Ожьё – не самая последняя личность во Франции, всегда на виду. И если бы вдруг так случилось, что убийца в чем-то прокололся или был бы настигнут во время преступления и начал бы прикрываться известной фамилией, его бы восприняли не иначе как умалишенного. Естественно, к Раскольникову тут же бы хлынули полчища журналистов разных мастей и профилей: с вопросами, с расспросами. И, естественно, все бы увидели, что он здесь вообще ни при чем: во время совершения что первого, что второго преступления он был там-то и там-то, встречался с тем-то и тем-то.

– А в чем же здесь хитрость?

– Так ведь пиар, мсье Карамазов, пиар. Не мне же вам объяснять, мсье, что это такое. Привлечение внимания к своей особе, напоминание о русских корнях. Сейчас ведь это модно во всем мире, несмотря на то что Россия сегодня оказалась в изоляции.

– Вон, даже вдова Джона Леннона, японка Йоко Оно, и то где-то в глубине своей родословной отыскала русские корни, – хмыкнул Жакло.

– Вот-вот!

– Вы проделали фантастическую работу, господин де Труа. С вами полностью рассчитались? Вы довольны?

– Да, более чем, – детектив повернул голову к Жакло и кивнул. – Благодарю.

– У меня есть к вам встречное предложение. Одну минуточку!

Карамазов вышел из кабинета и через минуту вернулся с чековой книжкой, расписался на чеке, аккуратно оторвал его и протянул де Труа.

– Держите! Это в качестве моей благодарности. Бонус, так сказать, на десять тысяч евро.

– Благодарю! – де Труа поднялся, взял чек и пожал протянутую ему руку Карамазова.

Спрятав чек в карман пиджака, снова сел и спросил:

– И что же за встречное предложение, мсье Карамазов?

– Не хотите ли вы продолжить свое расследование, но уже у нас, в России?

– Спасибо за предложение, но я категорически отказываюсь.

– Почему, Жан-Мишель? – спросил Жакло.

– Как вы это себе представляете? Я не знаю ни русского языка, ни территории, ни как себя вести в этой стране. Ни даже оружия не смогу применить.

– Ну, насчет оружия это были бы мои проблемы… Но, пожалуй, вы правы. И все равно я вас попрошу, не упускайте из виду это дело. Вдруг что-то или кто-то, связанный с этим делом, проявится у вас здесь. Будьте все время на связи с Жакло. Ты понял меня, Николя?

– Да, босс!

– Вот это я вам могу обещать. К тому же мне и самому интересно, чем все дело закончится.

– А мне бы надо поближе с этим загадочным Раскольниковым познакомиться.

28

Лидия Валерьевна Сугробова, мать Ани Сугробовой, аспирантки профессора Мышкина, работала редактором отдела прозы в журнале «Новый мир». Читать приходилось много, иногда даже до тошноты. Как-то, не выдержав после разговора с одним из «графоманов», как она их называла, лично принесшим в редакцию свой очередной опус, она, когда посетитель еще не успел закрыть дверь, спросила у своего коллеги, сидевшего за столом напротив