Топорков уже не спал, беспокойно ворочался.

– Ох, беда, Михаил Андреевич, банда Точеного, кажется, нагрянула… Обыкновение у них такое – днем дрыхнут, ночами колобродят, пьяные, укуренные… Давно их что-то не было… Они в округе промышляют, раньше частенько наведывались – жрачку забирали, девчонок к себе уводили – не очень страшных и не совсем больных… Особенно новенькие их забавляли. Случалось, что и возвращали, наигравшись… Особо не лютовали, без нужды в людей не стреляли, Гуськов с ними как-то договаривался… Ох, мать честная, их месяц, наверное, не было – что с нас взять? Еды хрен, женщины – сами видели какие…

Крики приближались, подошвы сапог с металлическими набойками стучали по каменному полу, как подковы.

– Кажется, дождь закончился, – оценила ситуацию Виола.

– Ох, нехорошо, хреновое у них сегодня настроение… Бухло, должно быть, кончилось… – сокрушался Топорков.

Мы заметались. Кинулись вперед, на прорыв, но я сообразил, что это глупо, и дал приказ к отходу. Мы побежали обратно, но и с той стороны уже доносился грубый хохот и голоса людей, явно не страдающих неизлечимыми заболеваниями. Мы попятились, я отдавил руку Топоркову.

– А-а-а-а!!! – закричал он от боли. – Что-то вы мелко, Михаил Андреевич, мстите…

– Заткнись!

Я кратко обрисовал товарищам возникший в голове план. Мы метались по углам, собирая запашистую мешковину, укрывались с головой. А голоса приближались, топали уже где-то рядом.

– В натуре, Грында, сукой буду… – Кто-то жадно проглатывал слова. – Все гномы трындят, тут баба новая объявилась – мол, такая фифа, просто обалдеть… Здесь она, куда ей деться… Всех смотреть надо, никого не пропускать, мы найдем ее…

Я всегда подозревал, что вызывающая внешность Виолы нас когда-нибудь погубит. Задумка не срабатывала.

– Слышь, Михаил Андреевич, а чего там у нас по плану «Б»? – подал голос догадливый коротышка.

– Нет никакого плана «Б», – прошептал я. – Мочим все, что шевелится…

Эти дурни и представить не могли, что их ждет. Блики света от фонаря скакали по стенам. Топали тяжелые бутсы, позвякивала амуниция. Бандюки отвязно ржали, матерились, глумились над кем-то, чисто чтобы поразвлечься. Похоже, они были обкурены в хлам.

– А кто у нас тут не спрятался? – Группа увешанных железом горилл вторглась в наш закуток.

Запищал Топорков. Его персона никого не взволновала. Он получил тяжелой бутсой по ноге и заткнулся. Мы старательно храпели под мешковиной. Эх, лучше бы они нас не трогали. Но они тронули – на свою погибель. Стали срывать с нас мешковину.

– О-о, – издал один из них звук очнувшейся «аськи». – Нашел, братва! Гуляем!!! Вы только гляньте, какая цыпа!

Швырок бедром – отличная подсечка! – и укурыш грохнулся оземь. Я провел «своему» нижний поддевающий удар в подбородок. Парамон махнул ножом, рассекая сухожилия попутно с задубевшей кирзой. Коротышка с воплем: «Дяденьки, не надо!» и с ювелирной точностью воткнул шаловливые пальчики в ноздри «боевика», провернул руку. Тот отпрянул, но коротышка уже прилип к нему, как пиявка.

Стычка была ожесточенной, но короткой. Бандиты даже на помощь не успели позвать. Мы старались не стрелять, работали вручную. Трое повалились – либо мертвые, либо без чувств. Коротышка никак не мог расправиться со своим оппонентом, что и понятно – взаимоисключающие весовые категории. Громила с разорванной носоглоткой прижал коротышку к стене, но я успел – обрушил тяжелый рубящий удар на загривок. Был еще и пятый, пустился наутек, понимая, что схватка проиграна всухую – Парамон метнул нож… и явно перестарался: лезвие вонзилось между лопатками почти по рукоятку; он, бедняга, весь измычался, пока его вытащил.

– Такая вот история, – резюмировал, приглаживая жидкие волосинки, Степан, – от нашей суровой справедливости еще никто живым не уходил.

– Что вы натворили, Михаил Андреевич… – потрясенно причитал Топорков. – Вам-то хорошо, вы сейчас уйдете, а нам тут жить… Да они же загнобят нас теперь, а меня убьют – потому что рядом с вами был…

– Хавку заткни, придурок… – зашипела Виола. – И что нам, подыхать надо было, чтобы тебе тут спокойно жилось?

– Извиняй, Топорков, – сказал я. – Неприятно, конечно, перед почтенным обществом, но только не перед тобой. Тебе же фиолетово, доживешь ли ты до утра?

Мы вывалились из пещеры – взбудораженные, еще не утратившие боевой настрой. Красота – дождь закончился, тучки разлетелись, луна светила, как прожектор. Подручные Точеного по «пленэру» не тусовались, блуждали где-то в подземелье. Но за спиной уже кричали – нашли тела.

– Работаем, – буркнул я. – Быстро, эффективно и безжалостно.

– Ух, сейчас мы кому-то наваляем, – храбро возвестил коротышка.

Бандиты прибыли на двух неэстетичных драндулетах. Мастера, занимавшиеся тюнингом, похоже, были фанатами «Безумного Макса». Первый драндулет интереса не вызвал – переделанный «под нужды» микроавтобус. Второй был уморительной комбинацией джипа и трактора. «Помесь лайки с балалайкой», – метко оценил Степан. Мощные колеса от грузовика, невероятный клиренс (Степан бы пешком прошел под машиной), широкие подножки, способные вместить взвод десантников, замысловатые переплетения решеток и труб, едва ли имеющих функциональное значение – а чисто так, по приколу. Окна закрывали стальные шторки и висящие гроздьями бронежилеты. Крышу венчало что-то вроде штандарта или христианской хоругви на жестко закрепленной мачте – кусок материи с аляповатым, плохо читаемым в темноте рисунком. Точеный, видно, слыл творческой личностью. Но это было именно то, чего нам не хватало для полного счастья!

У «монстра» переминались двое дозорных, что-то курили, болтали. Насторожились, узрев группу чужих. Первого мы сняли метким выстрелом – он распростерся под колесами. Второй заухал, как филин, взлетел на подножку, распахнул дверцу… и со всего размаху ударился виском о низко посаженную верхнюю раму кузова. Удар был такой силы, что зазвенел металл. Часовой без чувств упал с подножки и ткнулся носом в задницу убитого.

– Чудно, – недоверчиво покрутил головой Степан, – сам себя вырубил.

Мы выпустили по паре очередей по колесам второй машины и бросились рассаживаться в «каракатицу». Двери скрипели, вываливались из петель, сиденья были жесткие, потолки низкие. Со стороны эта штука смотрелась внушительнее, чем внутри. С потолка над лобовым стеклом свисали приветливо улыбающиеся челюсти с зубами, выломанные из человеческого черепа. Панель управления была угловатой, неудобной, руль торчал почти горизонтально. Но в замок зажигания был вставлен ключ….

Я лез на водительское место.

– Я поведу!

Виола отталкивала меня.

– Нет, я! Хватит с тебя!

Хуже детского сада. Я уступил ей – какая ни есть, а женщина. Мы рассаживались, ранясь о какие-то выступы, незакрепленные детали обшивки. Двигатель взревел, как носорог. Виола захохотала.