Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Для правды не бывает неподходящего или подходящего времени, — печально сообщила ему Нина. — Мне жаль, что ты этого до сих пор не понял. Хорошо, давай поговорим позже. Нас действительно ждут.
Она поднялась еще на один пролет, подошла к своей двери, отперла ее и зашла в комнату. Сергей шагнул за порог вслед за ней и попытался ее обнять. Нина мягко высвободилась из его рук, успев отметить, что действительно по нему соскучилась.
— Нет уж, позже так позже, — произнесла она, прошла к кровати и протянула руку к тумбочке. Замешкавшийся в дверях Павлов услышал ее сдавленный вскрик и бросился внутрь. Бледная Нина стояла у кровати и смотрела на девственно чистую тумбочку. Книга Войнич пропала.
* * *
К ужину атмосфера в доме напоминала предгрозовую. Нина просто физически ощущала тучи, сгустившиеся над ее головой. Практически все члены семьи Липатовых были уверены, что злополучную книгу вместе с ее возможным содержимым Нина спрятала, чтобы не отдавать ее семейству. Оправдываться она не собиралась, просто было немного противно.
Хвала Господу, у нее был свидетель. Нина не уставала благодарить Всевышнего, что Павлов появился так вовремя, вместе с ней поднялся в комнату и видел, что книги в комнате уже не было. Впрочем, если бы не он со своим букетом, она, возможно, и вовсе не вспомнила бы о розах, а значит, не догадалась бы перевернуть загадочную фразу. В конце концов, сопоставить получившееся с лежащей на тумбочке книжкой тоже было не так-то уж и легко.
— Да брось ты переживать, — сказал ей Сергей. — В конце концов, если бы ты хотела спереть эту книжку, то просто не стала бы им про нее рассказывать. Получается, что, кроме тебя, никто про нее знать не знал.
— Знал, — упрямо сказала Нина. — Тот, кто сначала подкинул мне ее в комнату, а потом забрал. Я только не понимаю, зачем все эти сложности.
— Нет ничего тайного, что рано или поздно не стало бы явным, — беспечно проговорил Сергей, но Нина отметила, что глаза у него смотрели цепко, настороженно. Он был обеспокоен, хоть и скрывал это под видом напускного благодушия. — Забей, Нина. Скоро все это кончится. Завтра девятый день, а это значит, что послезавтра все смогут уехать домой. И мы тоже.
— Павлов, скажи мне честно, — Нина подошла и обвила руками его шею, — ты не собираешься меня бросать?
— Нет, я не собираюсь тебя бросать, — сказал он совершенно серьезно. Взгляд его тоже был серьезным и каким-то грустным.
— Ты знаешь, я за те дни, что была совсем одна, без тебя, многое передумала и хочу тебе сказать, что поняла, что была неправа. Если ты не передумал на мне жениться, то, пожалуй, я бы вышла за тебя замуж.
Он молчал, хотя в глазах его читалась теперь невысказанная нежность. Нина снова почувствовала неладное.
— Ты что, больше не хочешь на мне жениться? — Господи, да еще несколько месяцев назад она бы скорее откусила себе язык, чем позволила бы вслух сказать такое. Она же фактически навязывается ему. Ужас, как стыдно!
— Скажем так. — Он немного откашлялся и притянул Нинину голову к своему плечу. — Скажем так, если ты в течение ближайшего месяца не решишь меня бросить и устроить свою жизнь как-нибудь иначе, то я с удовольствием на тебе женюсь. Но если ты передумаешь, то я в обиде не буду. Я пойму и приму это.
— Ничего не понимаю. — Нина вывернулась из его объятий и сердито посмотрела Павлову прямо в лицо: — Серега, чего ты несешь? Ты что, убил человека? Совершил финансовую махинацию? Продал тайну клиента? Или, может, ты мне изменил и теперь боишься, что я про это узнаю?
— Насколько я помню, нет. — Он пожал плечами.
— Тогда почему я должна тебя бросить? И почему в течение месяца? Из нас двоих странно в последнее время ведешь себя ты, а не я.
— Нина, — в голосе его послышалась мольба, — пожалуйста, не гони ты лошадей. Я не могу тебе сейчас все объяснить. Ты сама все поймешь, причем в самое ближайшее время. Мой приезд сюда еще больше все усложняет, но не приехать я не мог. Просто поверь мне, что я по-прежнему тебя люблю. И потерпи немного.
— Да почему я должна терпеть? — Нина чувствовала, что начинает злиться.
— Потому что это чертово дело о наследстве все запутало. — Павлов устало потер лоб. — И эти убийства тем паче. Все, Нина. Пойдем вниз, в столовой уже все собрались. Ты же не собираешься пропускать ужин только потому, что кто-то что-то про тебя подумал. Мне всегда казалось, что тебе плевать на чужое мнение.
— Так и есть. Как говорит мой сын, я на удивление самодостаточна. Всегда такой была. Но тем не менее есть люди, уважение которых мне бы терять не хотелось.
— Например?
— Например, Рафик Аббасов. Или Никита Чарушин. И пожалуй, Тата Липатова.
— Мне кажется, что никто из перечисленных тобой людей и не подумает о тебе плохо. — Павлов снова пожал плечами. — А даже если подумает, то потом передумает и извинится. Это нестрашно.
— Ну, если нестрашно, то пойдем вниз. Попробуем войти в клетку с тиграми. — Нина засмеялась: — Милый мальчик Гоша обязательно захочет попробовать на зуб вкус моего мяса. А так как он — товарищ избалованный, то препятствовать ему вряд ли кто-то станет.
Они выходили из комнаты, когда у Павлова зазвонил телефон.
— Спускайся, — шепнул он одними губами, — я поговорю и приду.
Спорить Нина не стала. Она по натуре вообще не была ревнивой, считая, что свое никуда не денется, а за чужое и волноваться не стоит, поэтому опускаться до подслушивания у дверей не стала, а действительно спустилась в столовую, где уже собралась практически вся семья. Не хватало только Марины и Никиты Чарушина. Даже Вера Георгиевна, бледная, осунувшаяся, но не менее надменная, чем обычно, была здесь, впервые выйдя к обществу после смерти сына.
— Что это за история с найденной и тут же потерянной книгой? — повелительно спросила она у Нины, едва та вошла в столовую. — Тема рассказал Коленьке, а тот мне. Вы что, голубушка, всерьез полагаете, что мы можем позволить вам умыкнуть у нас филателистическую редкость стоимостью в десять миллионов долларов и ничего не предпринять?
— Мама, — попытался остановить ее Николай, но это было не так-то просто.
— Нет уж, позволь мне сказать то, что я считаю нужным. — Я думаю, дорогая моя, что вы должны одуматься и вернуть марку, пока мы не обратились в полицию. Тогда обойдется без шума. И вы даже сможете остаться на посту соруководителя трастового фонда, хотя лично у меня вы больше доверия не вызываете.
Нина подумала о том, что ее привычка не краснеть ни при каких обстоятельствах сейчас как нельзя кстати. Горячая волна поднималась у нее внутри — смесь отвращения, презрения, злости, замешанная на жалости к стареющей дурынде, только что потерявшей сына, но так и не изменившей взглядов на жизнь и свое место в ней.
— Уймись, Вера. — В разговор вступил Рафик, и его голос, твердый, властный, было не так просто проигнорировать, как неубедительную реплику Николая. — Я убежден, что Нина ничего не брала, и уж тем более ничего у тебя не крала.