– Я предпочла бы встречаться с вами совсем при других обстоятельствах, но у меня слишком много забот и мало времени. А теперь к делу. Я пришла за настоящим штуцером, и видит бог, сегодня я его получу.

– Вас чем-то не устроил штуцер, полученный в амбаре? – удивленно спросил я.

– Не время острить, месье. Кроме меня, здесь это никто не оценит. Я смотрю, у вас на столике часы. Пожалуйста, переверните. Спасибо. Когда весь песок ссыплется, штуцер должен быть у меня в руках.

– Помилуйте, – снисходительно произнес я. – Что вы еще захотите иметь в руках? Может, секретную карту империи, которую так ищет Коленкур, или прогноз на урожай одиннадцатого года?

Гостья облизнула губы и кокетливо поманила меня пальчиком.

– Я всегда получаю все, что захочу, – сказала она. – А чтобы подстегнуть ваше рвение, напомню: с мадам Ромашкиной остались мои люди. Они настолько несдержанные, что даже в моем присутствии позволяют себе вольности. Рассказать, что случится, если я не появлюсь вовремя?

Я взял в руку колокольчик и позвонил. Спустя полминуты дверь в кабинет отворилась, и Степан внес поднос с фруктами, графином с ликером и рюмками. Дождавшись, пока напиток будет разлит, я незаметно для собеседницы подмигнул своему помощнику, сигнализируя о начале мероприятия, и произнес:

– Принесите красный кофр из арсенала.

– Сию минуту, – пробормотал Степан и незаметно исчез, прикрывая за собой дверь.

Поднеся рюмку гостье, я взял в руку крупное яблоко с подноса и нарочито громко стал восхвалять лечебный напиток.

– Прошу! Попробуйте. Это не простой напиток. Почти двести лет рецепт ликера шартрез[37] скрывают монахи-картезианцы. А им он стал известен из старинных манускриптов, которые они же и сожгли, дабы похоронить тайну. Но…

– Разве не аптекарь Мобек его изобрел? – удивленно произнесла Жульет.

– Что вы, Жером Мобек лишь повторил эликсир долголетия. И все эти «гранд-шартрезы» или зеленые настойки, выдаваемые за чудодейственные микстуры, к сожалению, не более чем блеклая тень истинного напитка.

В то время, пока я занимал разговорами о ликере гостью, Тимофей со Степаном оглушили Альхена и, связав его, с величайшей осторожностью перенесли в пустующую оружейную комнату. Сначала его, а затем и кучера кареты. Так что, не услышав лишнего шума, мой рассказ о ликере немедленно прервался.

– Впрочем, – сухо произнес я, – мы заболтались, а песок практически весь высыпался. Вы хотели поведать мне о своих фантазиях про Анну Викентьевну? Я вас внимательно слушаю. Расскажите, мне будет интересно, а то моя экспериментальная вивисекция весьма бедна. Я вот пока не могу представить, с чего мне начать: то ли раздеть вас и обварить кипятком ноги; то ли сначала выколоть вам глаз?

– Вы ненормальный? – испуганно произнесла Жульет.

– Девочка, не в уме оказалась именно ты. Вместо того чтобы просто купить у поручика его штуцер, пусть даже за фальшивые ассигнации, которыми тебя изрядно снабдили, ты начала совершать ошибку за ошибкой. Сначала послала каких-то бандитов, а затем сама попыталась исправить свой промах и еще больше накуролесила. Неужели ты до сих пор не поняла, что тебе надо молиться всем святым, дабы только выйти отсюда живой.

– Шутите! Это хорошо. – Жульет справилась со своим неожиданным испугом. Холодное презрение и ненависть исказили ее прекрасные черты, и она принялась обличать меня, разумно выбирая стиль нападения, нежели защиты: – Почему вы так невежливы в обществе дамы? Безосновательно злы и пытаетесь говорить о разных мерзостях? В прежние времена вы умело оживляли общество у градоначальника своими шутками, да и в одном известном амбаре повели себя на редкость галантно, хоть и необычно. Я с пиететом отношусь к необычным людям.

«Поверь, уж я-то постараюсь соответствовать этому образу, – подумал я, протирая крупное зеленое яблоко платком, – отвлечь бы тебя на секунду. Кто знает, что ты там в своей голове припрятала».

Момент настал буквально сразу же. Жульет продолжала нести всякую чушь и, не вставая с кресла, сунула руку в ридикюль[38], пытаясь что-то достать. Именно тогда, почувствовав для себя опасность, я стремительно закрутил платок вокруг яблока и получившийся кистень обрушился на голову гостье. Безусловно, бить женщину даже в такой ситуации не совсем правильно (Жульет и в голову не могло такое прийти), но в свое оправдание могу лишь сказать: я действовал с минимальным для нее ущербом. Причем при явной угрозе своей жизни – спрятанный в ее сумке стилет тому подтверждение. Кстати, обещания даме надо выполнять, где там шнурок для вызова? Ага, вот он. Хороший дом у Есиповича и, главное, комнат много.

Буквально звенящая тишина прервалась стуком молотка по чему-то мягкому и влажному, а за этим раздались громкие и продолжительные вопли. Затем вой и крики уже не прерывались. Свыше четверти часа тянулись жуткие терзания, пока леденящие душу свидетельства агонии не стихли до неразличимых стонов и слабых всхлипов, от которых мороз пробирал слушателей до костей.

И опять все смолкло. Дверь в оружейную комнату медленно раскрылась, явив взору Жульет тело ее любовника Альхена, бывшего чиновника казенного завода, привязанного к стулу с высокой спинкой. Пытки исказили его черты и превратили в самое пугающее зрелище, какое может представить человек. Капли холодного пота, выжатые перенесенными страданиями, проступили на посиневшем от вздутых вен лбе и увлажнили перекошенное лицо. Остро пахло испражнениями и горелым мясом. Глаза, выкатившиеся из орбит, и растопыренные пальцы без ногтей словно укоряли ее, допустившую подобное.

– Меня интересует, – произнес я, – в какой комнате особняка в Шмолино вы держите Анну Викентьевну. И ответ я хочу получить в течение этого получаса, пока не пришел конец моему терпению. Время пошло, через пять минут смогу пообещать лишь безболезненную смерть.

– Вы негодяй! – крикнула Жульет, переминаясь босыми ногами. – Идите к черту!

– Тимофей, мой вопрос ты знаешь. Принимай клиентку. И да, передние зубы говорить не мешают, но могут укусить.

Я взял стоящую в углу железную кочергу, загнутую на конце буквой «г», оценил баланс и с размаха, словно в руке оказался клевец, всадил в макушку привязанному к стулу насильнику и изменнику.

– Быстрая и безболезненная смерть, – прокомментировал я свой удар.

– Она не в особняке! – завизжала Жульет, как только рука Тимофея схватила ее за шею. – В особняке засада. Ее заперли в конюшне, в чулане конюха.

– Продолжай, – сделал знак Тимофею отпустить даму.

– C´est affreux, c´est affreux[39], - бормотала она и, перейдя на русский, всхлипывая, произнесла: – Мне нужны гарантии.