— Что, если я попрошу тебя уйти и сейчас?

— Я так и сделаю. Но я вернусь. И буду возвращаться снова и снова. Гораздо проще для тебя будет просто поговорить со мной.

— Возможно, ты прав. — Он пожал плечами. — Вообще-то, я просто могу наложить на посещение тобой моего клуба запрет. Это, думаю, решило бы все проблемы раз и навсегда.

— А может, и не решило бы, — многозначительно произнес я.

Ричи заерзал на своем стуле, сверкнув зубами и рубиновой булавкой для галстука, несколько заинтересованный — хотя моя настойчивость скорее забавляла его, а не пугала. Он велел рыжей девице пойти включить песню в музыкальном автомате; она повиновалась беспрекословно, и двое мордоворотов из его свиты отправились сопроводить ее на другой конец зала. Ирокез остался стоять примерно в пяти футах за правым плечом Саттера.

— Я здесь не для того, чтобы пить пиво или обмениваться с тобой колкостями, Ричи. Я хочу, чтобы ты рассказал мне о ваших отношениях со Сьюзен Хартфорд и о том, почему был так черств к ее памяти во время нашего последнего разговора.

— Вы не имеете никакого права отнимать у меня время, мистер Фоллоуз, но я вас все же побалую. Читал о вас в газетах, и раз уж вы здесь, хотел бы и сам задать несколько вопросов, в частности… — Он отпил из бокала с ухмылкой, так и не довершив фразу. Надо думать, «в частности о вашем брате». Этого стоило ожидать — реакция нормальная. Для пущего эффекта он понизил громкость голоса и вернулся ко вкрадчивой фамильярности: — Скажи мне, Нат, зачем ты спалил то чертово похоронное бюро?

Теперь он пытался меня слегка спровоцировать.

— Это не я его спалил.

— Тогда кто же?

— Откуда мне знать.

— Что вообще тебя туда привело, Натаниэль?

Старая игра, кошки-мышки. Я не возражал против того, что Ричи пытается вытянуть из меня информацию. Я был совершенно убежден, что он не убивал Стэндона ни лично, ни руками кого-то из своих молодчиков. Спалить погребальную контору — шаг не в его духе; слишком уж хитроумно. Тем не менее этот человек в какой-то мере был в ответе за то, что Сьюзен стала не мила жизнь, и эту меру мне предстояло установить.

— Я пришел узнать, откуда у нее те шрамы, — сообщил я.

— Шрамы? — Саттер на мгновение заколебался, его пристальный взгляд неотрывно встретился с моим, и эффект вихревого притяжения усилился. Не шелохнувшись, он все же сдал назад, утягивая меня за собой. Я уже понимал, что он будет лгать, но в манипуляциях с правдой и прямых конфронтациях этот парень, человечек-невидимка, был плох. Лжец из него — никакущий. Да и нельзя было, хоть раз увидев на коже девушки подобные увечья, притворяться впоследствии, будто ничего не знаешь. Скрыть такое дьявольски тяжело.

— Да, — сказал я, — шрамы. От ножа. От лезвия.

— Не понимаю, о чем ты. Я очень заботился о Сьюзен — больше, чем ты можешь себе вообразить. Если я и выглядел менее расстроенным из-за ее смерти, то лишь потому, что наши отношения закончились на минорной ноте. По сей день я питаю обиду. Я не горжусь этим, но факт есть факт. Я дал бы ей все что угодно, если бы она только попросила, но она этого, к сожалению, не сделала. Да, случалось, я продавал ей кокаин, порой даже отдавал задаром. Но это уже не твое дело. Сьюзен слишком много плакала, ходила как под тучей, вечно на что-то дулась. Она часто проявляла себя совершенно несносной, замкнутой натурой, очень уж склонной к драматизму. Ей нужно было расслабиться. Я просто хотел помочь.

Конечно. Ничего больше.

— А Габриэле Хани ты тоже, значит, помочь хотел? — спросил я в лоб.

При упоминании имени глаза Ричи расширились — было чертовски приятно видеть, как он теряет равновесие, даже если на его лице не дрогнул ни один мускул, кроме век. Но уже в следующую секунду, безо всякого предупреждения, Ирокез прыгнул на меня через стол.

Опрокидываться под напором бодибилдера, весящего больше центнера, — забава не из завидных. Он дважды ударил меня кулаком в живот, прежде чем мне удалось откатиться в сторону. Тут же подскочив на колени, а затем и на ноги, он сделал молниеносный жест — и в его руке будто вырос складной нож-бабочка. Добротный, с лезвием дюймов в шесть.

— Фредди, не надо! — закричал Саттер.

Раздались крики, и люди в непосредственной близости расступились; четыре дамы на танцполе облокотились на перила, безопасно наблюдая со своего места, а рыжеволосая девушка бросилась в объятия Ричи. Другие телохранители не знали, что делать; они должны были защищать Саттера от меня, но первым в драку без видимой причины полез их коллега, и это сбило их с толку. Навались эти парни разом, и Ирокезу ничего не стоило бы вырезать мне печень.

Он держал нож умело, фехтовальным хватом: три пальца плотно сомкнуты на ручке, указательный почти у самого лезвия, большой — на спинке рукояти, и острие метит прямо в меня. Нанося удар, Ирокез явно рассчитывал вспороть мне живот — действуя поразительно быстро для парня таких внушительных габаритов.

Я увернулся, но не смог полностью уйти в сторону — боль от ожогов замедлила меня. Влажное тепло пробежало по моему предплечью. Я дотронулся до своего локтя и отошел, выставив перед собой пальцы, окрашенные в ярко-красный.

— Вот что такое кровь, придурок, — бросил Ирокез, смеясь. — Хочешь увидеть еще?

— Давай, — парировал я, угрюмо ощерясь, и, подскочив, заехал ему под подбородок тыльной стороной ладони — вложив в удар все силы. Кровь брызнула у него изо рта, и он сделал три неуверенных шага назад. Я попер прямо на него и ударил по руке с ножом. Мне очень хотелось заполучить эту штуку, но он держал крепко. Ожоги, конечно, мешали, но теперь — не сильно; бинты плотно прилегали к ним.

Ярость вскружила мне голову, и я огляделся в поисках ближайшей пивной бутылки, чтобы разбить ее о дурную башку Ирокеза вдребезги. Тот приблизился на расстояние удара. Ну и славно. Я схватил его за запястье обеими руками и вывернул. Он взревел, выпуская нож из рук. Я попытался перехватить его в падении — и, черт возьми, промазал: нож улетел под столик Саттера. Зенит Брайт, стоявшая все это время у барной стойки, подалась вперед — будто намереваясь схватить выпавшее оружие. Рыжая девица подпрыгнула, когда лезвие ударилось о мысок ее туфли, и предприняла вялую попытку наклониться. Будь у нее больше решимости, это дорого бы ей обошлось.

Мне нужен