слышно, что работает снайпер. Это тактика такая. Снайпер девушка была. Хладнокровная такая. В основном старалась стрелять бойцам в пах, не знаю, может, что-то личное у неё. Но бойцы продвигались, шли. Тяжело было. Но, как видите, сейчас мы идём тут спокойно.

Учитывая то, что мой собеседник знал пол снайпера, количество и специализацию человек в огневой группе противника и говорил о них в прошедшем времени, то обоснованно было предположить, что группа была уничтожена.

О-о-о-о, валькирии беспечные…

► Шахта Соледара. Вышка, откуда вёлся снайперский огонь

Женщина-снайпер. Я вспомнил весёлого Фунта – бойца из штурмового батальона «Сомали»; тот как-то по приколу на камеру передавал привет украинской снайперше Линдси. Передавал он привет на тот свет – Линдси сомалийцы ликвидировали в Мариуполе, и её винтовка лежала у Фунта в машине. «Анимешная девочка была», – цинично смеялся Фунт.

– А мирных здесь сколько осталось?

– Мы всех эвакуировали. Эвакуировали, несмотря ни на что, шёл обстрел или не шёл. В первую очередь детей, пожилых. А потом и всех остальных. Вот был случай, эвакуировали мать с тремя детьми, старшей девочке – десять, младшей – пять. Выносили их под огнём, построили «щит» из бойцов. Люди встречали нас со слезами на глазах. У меня у самого слёзы наворачиваются, когда детей видишь. Когда ты понимаешь, что девочка пяти лет всё видит это, слышит. У меня у самого дети. Мне та девочка так в шею сильно вцепилась, когда я её выносил, я думал, задушит. Нет, всё это страшно, конечно.

Конечно… Встречать детей на войне – это страшно для солдата, который каждый день имеет дело со смертью. Помню на блокпосту на выезде из Мариуполя мы одну детскую группу угостили киндер-сюрпризами. Мариуполь тогда шумел канонадой и дымился кострами боёв, которые шли уже ближе к центру. Дети – два мальчика и девочка – скучковались троицей и с самым серьёзным и нахмуренным видом стали разворачивать сладкие подарки. Глядя на эту сцену, плакать хотелось. Сердце щемит, когда понимаешь, что они видели то, что не каждому взрослому под силу пережить. Дети ведь не виноваты, что взрослые вдруг решили друг друга убивать всеми способами.

– А потом эта девочка нам «Катюшу» пела.

– А сколько человек оставалось в Соледаре?

– Мы эвакуировали около двухсот. Люди встречали нас со слезами на глазах, – повторяется Акцепт.

Мы прошли обгоревшую хрущёвку и зашли на территорию шахты, с башни которой украинская снайперша с женской мстительностью вела по вагнеровцам огонь. На стене одного из шахтного строения баллончиком выведена классика: «Добро пожаловать в ад!» Эта надпись никогда не останавливала русских солдат. Тем более Соледар брали «лучшие в аду».

Вышли на железнодорожное полотно, загрохотали под солдатскими ботинками деревянные настилы, проложенные через пути. Слева – дорога на Бахмут. После взятия Соледара и Благодатного угадывается замысел «музыкальной» композиции. «Вагнера стремятся подойти к Бахмуту со стороны Соледара и взять его в клещи. Также есть и другое направление – Северск, к лесам Кременной.

Мы вышли на улицу из разрушенных домов.

– Село под нашим контролем. Высоты под нашим контролем. Всё под нашим контролем. Не были б они под нашим контролем, мы бы и шагу не смогли сделать.

В словах Акцепта сомневаться не приходилось. Мы шли спокойно, только изредка прислушиваясь к звукам войны, долетавшим до нас с передовой, которая медленно, но верно двигалась от нас к Бахмуту.

– Вот, почти в каждом доме в подвалах находились мирные жители. Мы шли дом за домом, зачищали. Приходилось подходить к каждому двору, к каждому дому и делать всё аккуратно. Спрашивать, кричать, есть ли мирные жители. Гранату же не будешь кидать. Мы рисковали. Некоторые не сразу отвечали, но когда узнавали, что мы из ЧВК «Вагнер», сразу чуть ли не выпрыгивали из подвалов. Они рассказывали нам, что ВСУ предлагали им эвакуироваться, но они ждали, когда придут русские. Мы всех их эвакуировали. Эвакуационная группа идёт вслед за штурмовой. Порой приходится эвакуировать под шквальным огнём. Иногда приходилось раскапывать завалы. Выносили всех буквально на руках. Дедушек, бабушек. Детей…

Мы прошли двор, где возле ворот одиноко и печально стояла пустая детская коляска.

– Вот отсюда, – подтвердил Ворон, – мы эвакуировали семью с мальчиком и девочкой. Это её коляска.

Пройдя часть села, мы вышли на открытое пространство. Сельская дорога выходила к мосту, однако по нему перебраться на другой берег не представлялось возможным – мост был подорван. Один пролёт обвис концом вниз, другой полностью упал, тёмная река проложила себе путь уже поверх обвалившегося бетонного полотна. Перед мостом, завалившись на дерево, встал намертво подбитый «Казак» – украинская бронемашина с белыми крестами на боках и капоте. Берега покрыты дырявой от следов белизной. Небо заволокло густой, облачной мутью. Это территория зимы, территория смерти и разрушения.

О-о-о-о, ты слышишь эхо вечности…

В 1943-м это место уже освобождали от нацистов – у дороги стоял обелиск, напоминающий о событиях восьмидесятилетней давности.

– Вот там, – красным перстом указывает Ворон, – ребята переплывали речку и обморозили руки-ноги. Место здесь узкое, но глубокое, до дна никто не достал. Мы их не эвакуировали, они отказывались. Они шли, шли и шли вперёд. А потом выяснилось, что у них обморожены конечности.

► Подбитый украинский «Казак»

Гвозди бы делать из этих людей… От одного вида на ледяную воду уже становилось холодно… Не было б крепче в мире гвоздей.

Мы немного вернулись назад и спустились к берегу, где русло было поуже. Оно было завалено деревянными настилами.

– Чтобы эвакуировать жителей с того берега, мы здесь сами сделали переправу. Здесь проходили и бабушки, и дедушки, и матери, и отцы, и дети.

На другом берегу располагались вражеские позиции. Вырыты небольшие окопы, сооружены блиндажи, выкопаны ямы в полный рост. Повсюду валялись присыпанные снегом и комьями земли элементы одежды и обмундирования, какие-то галоши, пакеты, банки, склянки – привычная мусорная картина для оставленных окопов. Я поднял с земли каску. Каска была размера М и пробита осколком у виска.

Следующие позиции были сделаны уже с применением техники. Выкопанная экскаватором траншея в человеческий