Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Около метро она перевела дух. Нет, какая Испания! Ей надо не отвлекаться от своей цели. Скоро она накопит нужную ей сумму. Осталось совсем немного. Пока она не «сделает» себе лицо, нормальная жизнь невозможна для нее. Тени прошлого будут преследовать ее. Надо поскорее закрыть эту страницу. И — навсегда!
— Витька, мы должны сделать основательный подкоп под Юлию Константиновну.
— Слушаюсь и повинуюсь. А как мы это сделаем?
— Проверим ее насчет богатого отца. Я спросил у нее: откуда деньги на джип, а она в ответ: папаша помогает. По ее словам, он работает в крупной нефтяной корпорации. Так ли это? Или она вешает всем на уши крутую лапшу? С нее станется. Попробуем поймать на слове.
Адрес ее отца — Меркурьева Константина Федоровича — они нашли сразу. На компьютерном диске московских адресов.
— Вот, — сказал Губарев, откинувшись на стуле назад и потянувшись так, что хрустнули кости. — Улица Юных Ленинцев, дом двадцать шесть, квартира четырнадцать.
— Это где?
— В Кузьминках. А матери — нет. Написано: умерла.
— Давно?
— Десять лет назад.
— Сейчас ей двадцать четыре. Десять лет назад было четырнадцать.
— Самый нежный возраст.
— Чувствуется, что нет матери. Слишком она самостоятельная, свободная.
— Да? — У Губарева неприятно засосало под ложечкой. Он вспомнил свою Дашку. Он бывает у своих, ездит к ним, навещает. Но это все не то! Не случайно, что Наташка все больше и больше жалуется на дочь! И еще этот мальчишка! Будь он неладен! Майор недовольно засопел: — Ладно, поехали. Чего тут рассуждать.
Витька замолк, почуяв перемену в его настроении.
— Выезжаем?
Губарев кратко кивнул головой.
Дом двадцать шесть оказался кирпичной хрущевкой.
— Обитель нефтяного магната! — иронично хмыкнул Витька.
— Похоже на то!
Дверь им открыл мужчина маленького роста, в старых тренировочных штанах и выгоревшей футболке непонятного цвета. Руки его были в земле.
— Вы к кому?
— Вы — Меркурьев Константин Федорович?
— Да.
— Тогда к вам.
— Вы откуда?
— Из милиции. — Они представились.
— Да? — удивился он. — А что случилось?
— Ничего. Просто хотим с вами побеседовать.
— Проходите, — засуетился он. — Извините, я тут цветы пересаживаю.
Сказка о нефтяном магнате лопнула, как мыльный пузырь.
— Вы живете с дочерью? — спросил Губарев, проходя в комнату, находившуюся в жутком беспорядке. Впечатление было такое, словно люди собирались куда-то переезжать. И свалили вещи в одну кучу. Из кухни доносился запах кислой капусты.
— Нет. Юленька живет отдельно.
— У вас две квартиры?
— Что? — не понял мужчина. — Нет. Юля снимает. Дело молодое, хочется жить отдельно. Так лучше. А я уж здесь, потихоньку…
— Где вы работаете?
— Нигде. Сижу без работы. Наш завод пять лет назад закрыли. Перепрофилировали. Я там инженером был. Хорошая работа. Была. А сейчас… — Он махнул рукой. — И хотел бы куда-то пристроиться. Да не берут. Никому моя специальность не нужна. Не на рынок же идти торговать!
— Кто вас содержит? Дочь?
— А кто же? Конечно, она. Дай бог ей здоровья!
Девочка она самостоятельная, умненькая. Своего в жизни добьется. Раньше я переживал за нее. Такой тихий домашний ребенок был. Все время сидела дома да книжки читала. Ну а как жена моя умерла, пришлось моей Юле за хозяйку становиться. Ничего не поделаешь. Куда ж деваться. — Мужчина говорил спокойным, размеренным тоном. — Юла, фу! Отойди!
Губарев посмотрел вниз. Темно-коричневая такса с любопытством обнюхивала его брюки. Потом схватила зубами за штанину.
— Фу, кому я сказал! Такса послушно просеменила к Витьке.
— У меня аллергия на собак, — шепотом сказал Витька.
— У меня тоже.
— Юла, как тебе не стыдно, — укоризненно сказал Меркурьев. — Два цветочных горшка разбила, цветы загубила. Теперь к людям пристаешь. Что мне с тобой делать? Совесть у тебя есть?
Собака подняла мордочку вверх. Судя по кристально чистому взгляду таксы, совесть у нее была. Только спрятанная глубоко внутри.
— Извините, — сказал Меркурьев. — Она у меня немного невоспитанная. — Он схватил собаку за ошейник и потащил в коридор.
— У него не только собака невоспитанная. Дочь — тоже! — сострил Витька.
— Да воспитанная она, Вить. Просто ведет себя с каждым так, как считает нужным. Если бы она совсем чухонкой была, Лактионов ее бы на второй день выгнал. Не все так просто. Это новая генерация людей. «Поколение пепси», которое идет к светлому будущему, расталкивая всех локтями.
— Ну вы загнули, начальник, целую философию подвели!
— Так оно и есть. Вернувшийся Меркурьев опять долго извинялся за собаку. Потом предложил им сесть на стулья. Они оглянулись вокруг. Стульев в комнате не было.
— Сейчас принесу.
Стулья были деревянными, с покосившимися спинками. Они сели на них, широко расставив ноги: боялись упасть.
— Юлечка что-то натворила? Бедовая у меня девчушка.
— Даже слишком, — шепнул сзади Витька. Майор незаметно показал ему кулак.
— Вы в курсе, что ее начальника убили?
— Да? Нет, Юлечка мне ничего не сказала. Как убили? Кто?
— Вот мы и разыскиваем убийцу.
— Юлечка к этому как-то причастна? Не может быть! Она и мухи не обидит. Она немного задириста на язык, любит поддеть, но это все так. Одна оболочка. Она хорошая девочка, — испуганно говорил мужчина.
— Мы ведем следствие. И беседуем с людьми, которые работали с убитым.
— Понятно.
Губарев обратил внимание, что руки у мужчины мелко дрожали.
— Вы с дочерью часто встречаетесь?
— Часто! Она каждую неделю ко мне приезжает. Дает деньги, с Юлой гуляет…
Губарев переглянулся с Витькой. И кивнул на дверь.
— Спасибо, — сказал он Меркурьеву. — До свидания.
— До свидания.
— Магнат! — сплюнул Витька, когда они вышли на улицу. — Наврала, вертихвостка.
— Да уж! Разгулялась фантазия!
— Надо же, когда-то этот Терминатор в юбке была тихой девочкой. С трудом верится!
— Вот что делает с людьми жизнь!
Губарев осекся, потому что с некоторых пор у него было такое чувство, что он упустил в жизни что-то очень важное. Это чувство поселилось в нем с тех пор, как он узнал, что Дашка встречается с парнем из параллельного класса. Только подумать: его Дашка, которая еще совсем недавно ходила под стол пешком! И вдруг — барышня, невеста! Неужели так быстро пролетело время! Раньше майору казалось, что все еще впереди. А теперь… Наверное, лучшая половина жизни уже осталась позади. Но он еще никак не может осознать этого факта. Это представлялось ему чудовищным недоразумением. Он стал ловить себя на мысли, что часто возвращается к тем дням, когда он жил в семье и Дашка была маленькой. Как она забавно говорила! Небо называла «ипой», а почему, не могла и сама объяснить. Колбасу — «абаской». Огурцы — «агу». Как они ходили гулять в лес и она все норовила убежать от него, спрятаться. А он нервничал, потому что боялся, что она потеряется. И он ее не найдет… И вот Дашка выросла! Он не успел оглянуться, а у нее уже своя жизнь. И скоро она перестанет нуждаться в нем. Майор вдруг подумал, что люди заводят двоих или троих детей сугубо из-за инстинкта самосохранения. Они стараются отдалить тот момент, когда они станут никому не нужными и одинокими…