там брызги сделаются незаметными. Но проходит век за веком, накрывается проект за проектом, а даров не видать. Зато брызг все больше и больше, и это, между нами говоря, уже не брызги, а целые лужи. – А почему накрываются проекты? – Да именно из-за обратного целеполагания. Сначала в рай, а потом очищение. Но в рай, знаете ли, нельзя войти в кровавых калошах – он сразу станет адом. Рай начинается именно с душа. Об этом, кстати, и Гоголь – помните «Мертвые души»? Пока идет битва за урожай, или что там еще, проблема не слишком заметна. Но нормализация, либерализация и гуманизация для нашей парадигмы ужасны. Оттепель же вообще смертельна. – Почему? – спросил я. – Россия имеет такую фактуру, структуру, брахматуру, называйте как хотите, что может нормально существовать только в подмороженном виде. Как мамонтенок из прошлого. Когда холодно, лужи становятся льдом, кровавые калоши – коньками, вокруг возникает снежная сказка, а слова, вылетев изо рта, тут же замерзают и падают на мостовую, не долетев до городового. Благодать. Наши скрепы сделаны из льда. Пока холодно, жить и даже размножаться можно. Но как только случается оттепель, скрепы тают и начинается кровавый хаос. У некоторых народов избушка лубяная, а у нас ледяная. И лучше не уточнять, из чего этот лед. Я увидел краем глаза зеленую избушку на чем-то вроде курьих ножек. Она нерешительно топталась на месте. – Подождите-подождите. Раскольников жил в ледяной избушке? Или старуха? – Ой, ну вы придира. Забудьте избушку, это просто такой образ. Пока Раскольников бегает по процентщицам, проблем нет. Но если он придет на концерт и сядет в первый ряд, то с топора натечет на пол, проступят бурые пятна на штанах, дамы вокруг станут падать в обморок и так далее. Культурно отдохнуть не удастся. Проблемы начнутся именно при нормализации. – Но она рано или поздно происходит. – Нет. Это не нормализация. Случается то, что я называю фазовым перегибом с защелкой. – Это как? – Сначала мы собираемся прийти в рай через кровь. А потом выясняется, что нужно постоянно проливать кровь, ссылаясь на грядущий рай, ибо только в этой точке ситуация обретает стабильность. И хоть такая стабильность инфернальна, зато само инферно весьма устойчиво и дает до девяноста процентов отката. Вот это и есть наша избушка. – И что, никто в русской литературе не понимал? – Господи, да она вся об этом. Толстой, Достоевский, Солженицын, Варвара Цугундер… Но любой разговор об элементарной гигиене души объявляется у нас прожектерством или вредительством. А самое изумительное, что необходимость кровопролития оправдывается величием русской культуры, которая чуть больше чем вся состоит из рвотных спазмов по его поводу. – Хорошо, – сказал я. – Но почему случается именно так? – Я же объяснила. – Нет, как одно следует из другого, я понял. Дурная бесконечность с защелкой. Но отчего так выходит все вместе? – Знаете, это тонкая область. Я ничего утверждать не могу. Только догадки. – Поделитесь. – Существует такое понятие – национальная душа. Она связана с трансфизическими пространствами. Эдакое, знаете, северное сияние духа в другом измерении. Некоторые люди способны эти слои воспринимать. Кусты водорослей по сторонам почему-то приняли форму парадных знамен – на северное сияние это походило не очень, но выглядело торжественно. – И что они говорят? – спросил я. – Тут одно из двух. Либо трансфизический слой над Россией уничтожен – захвачен астральными монголами, сгнил, сгорел и так далее. Либо с небесной Россией все прекрасно, но наша с вами физическая страта – это настолько малоценный для нее слой… Рыба замолчала. – Продолжайте, – сказал я, – прошу вас. – Русский бог, возможно, велик и светел. Не хочу рассуждать о том, чего не вижу. Но как быть человеку, понявшему, что он у этого деятеля просто дешевый расходный материал? А ведь логосов в мире много. И не все требуют век за веком проливать кровь в промышленных масштабах. – За что? – спросил я. – Вот это и есть главная загадка. Потому что все ею поливаемое максимум через полвека уже продается по демпингу. А в самых элегантных случаях – уже через две-три недели. И если что-то сохраняется из века в век, то именно такая модель. Перманентное сокрушение черепов с последующим нестяжательством. – Верно, – сказал я. – Раскольников даже бриллиантов из стула не взял, да? Если я не путаю. – Нет, – ответила рыба. – Не путаете. Не взял. – Для европейской культуры такое тоже характерно? – Нет. Там если герой голову кому проломит, то хотя бы вещички приберет. И старушенцию на мыло пустит – все не зря умерла. Это чисто русская безалаберность и бескорыстие… – Ладно, – сказал я, – общий посыл ясен. Он не радует. – Меня тоже, – ответила рыба. – Но что делать? – А вы не можете ошибаться? – Вряд ли. Я по молодости впитала слишком много русской речи. Слышали, наверно, про великое русское слово? Ахматова сберегла, а я по неосторожности проглотила. Кукухотерапевты потом не помогают. Нужна компенсация давления. Еще одна причина, почему я здесь. – Руководству я всего этого не объясню, – сказал я. – Давайте вернемся в практическую плоскость. Какого целеполагания можно ожидать от нашего алгоритма? В случае управления неограниченными ресурсами? Рыба подумала. – Он поведет всех к счастью. А поскольку это счастье будет таким, что другого уже не надо, предварительное кровопролитие тоже должно быть запредельным. Чтобы на брызги пенять стало некому. В общем, путь к великому счастью через великую жерт… Рыба замолчала, словно поперхнувшись собственными словами. – Продолжайте, – попросил я тихо. – Через великую жертву. Алгоритм потащит нас в рай, прыгая через ступеньки. Никакой нормализации не будет. Но рано или поздно случится фазовый перегиб с защелкой, и ситуация приобретет инфернальную устойчивость. Начнется многолетний ледяной привал на пути к небу. Долгая дорога Родиона Раскольникова в небесную Сибирь под пение мобилизованных старушек. А на почтовых станциях будут жарить комаринского поручик Киже, казак Ли Хой, есаул Танаш и другие герои русского комикса. То есть, простите, космоса. Кусты по сторонам колыхались теперь так яростно, словно в их гуще ковали смену человечеству. Но я сознательно избегал туда смотреть. – Конкретные решения можете предсказать? – Нет, – сказала рыба. – Хотя бы в порядке бреда? – Там все будет в порядке бреда. Ну, например, ваш алгоритм объявит наступление золотого века