Она дана была мужу кроткому, который удержал Ее, когда Она оказалась непраздною, и не изгнал из дома, когда родила, но жительствовал с Нею и оказался добровольным союзником подверженной клеветам. Он был свидетелем за Марию пред всеми, что Сын Ее явился не по любодеянию, но зачат был силою Духа. Родился же без мужа[244].

Толкование Ефрема содержит интересные предположения относительно того, в каком месяце происходили описываемые в Евангелиях события:

Зачала Елисавета в месяце Мархешване после того, как Захария исполнил дни своего служения и обязанности. Благовещение Марии произошло в десятый день месяца Нисана, как и возвещение Захарии было в десятый день месяца Тишри. «Это — месяц шестой после того». Закон повелевал, чтобы в десятый день месяца Нисана [отделяли от стада и] заключали [в особое место] агнца [пасхального]. В тот же день и истинный Агнец заключен был в утробу Девы, — именно в то время, когда свет утверждается в своей силе, и через это научил, что Он пришел, дабы покрыть наготу Адама. Рожден же в шестой день месяца Тевет [по греческому счислению], когда солнце начинает побеждать, показывая, что диавол побежден, а человек победил в Том, Который побеждает все[245].

Это толкование основывается на убеждении, восходящем к «Протоевангелию Иакова», что Захария был первосвященником. В своем комментарии на эпизод с явлением ангела Захарии Ефрем утверждает, что оно произошло не «по правую сторону жертвенника кадильного» (Лк. 1:11), а во Святом святых Иерусалимского храма, куда заходил «однажды в год один только первосвященник» (Евр. 9:7). Происходило это в день очищения, который праздновался в 10-й день первого месяца Тишри. Если Благовещение произошло шесть месяцев спустя после явления ангела Захарии (Лк. 1:36), значит, оно должно выпадать на 10-й день месяца Нисана[246]. Но этот день находится совсем рядом с 14-м Нисана, когда евреи совершали заклание пасхального агнца.

Для Ефрема этот символизм имеет особое значение, что явствует из его «Толкования на книгу Исход»:

«Месяц сей да будет у вас началом месяцев года, и в десятый день сего месяца пусть возьмут себе каждый одного агнца по семействам, по агнцу на семейство; и пусть он хранится у вас до четырнадцатого дня сего месяца: тогда пусть заколют его к вечеру и помажут на обоих косяках и на перекладине дверей в домах, где будут есть его» (Исх. 12:2–7). Агнец есть образ Господа нашего, Который в десятый день месяца Нисана нисшел в утробу Девы. Поскольку от десятого дня седьмого месяца, в который Захария принял благовествование о рождении Иоанна, до десятого дня первого месяца, в который Ангел благовествовал Марии, протекло шесть месяцев, то Ангел сказал Марии: «уже шестой месяц ей, называемой неплодной» (Лк.1:36). Итак, в десятый день агнец заключен, а Господь зачат. В четырнадцатый же день агнец заклан во образ Господа, распятого на кресте. И опресноки, которые надлежало снедать с горькими травами, изображают новое таинство Господне, в горести и скорби принимаемое причастниками его. «…Чресла ваши препоясаны, обувь ваша на ногах ваших». Это изображает новый сонм учеников, готовых идти и проповедовать Евангелие. «Посохи ваши в руках ваших» (Исх.12:11). Это — кресты на плечах апостолов. «И стоя на ногах ваших», — потому что неприлично Тело живое принимать сидя. «Всякий поселенец не должен есть ее» (Исх. 12:45), ибо некрещеный не вкушает Тела. «И кости его не сокрушайте» (Исх. 12:10). Ибо, хотя руки и ноги у Господа нашего пронзены были гвоздями, и ребро пронзено копьем, но кость не сокрушена у Него[247].

Таким образом, Христос, пасхальный Агнец, входит во чрево Марии 10-го Нисана, а 14-го Нисана приносит Себя в жертву на Тайной Вечере, которая была, согласно синоптическим Евангелиям, пасхальной трапезой. Благодаря символике пасхального агнца и тщательной хронологической калькуляции Ефрем показывает взаимосвязь между Благовещением, Тайной Вечерей и страданиями Христа[248].

Как и в «Песнопениях на Рождество», в «Толковании на Диатессарон» Ефрем обращается к теме Марии как Новой Евы и к образу незасеянной земли:

Как от начала Ева явилась на свет от Адама без сопряжения, так и Мария была Иосифу и девой, и женой. Ева родила убийцу, посему Мария родила Животворца. Та родила пролившего кровь брата своего, Эта родила Того, Чья кровь пролита Его братьями. Та узрела того, который вследствие проклятий земли находился в трепете и скитался (Быт. 4:11–12), а Эта узрела Того, Кто поднял проклятия и гвоздями прибил на древе креста. В зачатии Девы научись, что Тот же, Кто без сопряжения произвел Адама из девственной земли, образовал и второго Адама в утробе Девы. И поскольку первый человек возвратился в утробу матери своей, то чрез Сего второго, Который не возвращался в утробу Матери Своей, возведен и тот первый, который погребен был в утробе матери своей[249].

Распятие. Миниатюра Евангелия Рабулы. VI в. Сирия

Говоря о девстве Марии, толкователь энергично опровергает мнение о том, что после рождения Иисуса Она вступила в брак с Иосифом, и доказывает, что Она осталась Девой и после рождения от Нее Младенца:

Есть такие, которые осмеливаются говорить, что Мария после рождества Спасителя была женою Иосифа. Но каким образом могло быть, чтобы Та, Которая была жилищем и обителью Духа и Которую осеняла Божественная сила, сделалась потом супругой смертного человека и рождала в болезнях по подобно первого проклятия? Ибо, если Мария благословенна между женами, то чрез Нее разрешены первоначальные проклятия, по которым дети рождаются в болезнях и проклятиях. Та, которая рождает в этих болезнях, не может быть названа благословенной. Но как Господь вошел вратами заключенными, таким же образом и изшел из девственной утробы, так как Дева Сия без болезней рождения действительно и истинно родила. Если ради Ноя звери в ковчеге сделались целомудренными и кроткими, то тем более Деве, возвещенной пророком, в Которой обитал Эммануил (Ис. 7:14), надлежало не приступать к брачному сожитию. Звери Ноя делали это по необходимости, Мария же по воле. Как в чистоте зачала, так в святости и пребыла[250].

К теме приснодевства Марии Ефрем возвращается неоднократно, находя все новые аргументы в ее защиту. В частности, он обращает внимание на слова «И принял жену свою, и не знал Ее, как наконец Она родила (ἕως οὗ ἔτεκεν — букв. „доколе Она не родила“) Сына Своего Первенца» (Мф. 1:24–25). В сирийском переводе Диатессарона, в соответствии со смыслом оригинала,