Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Хиромаса держал в руках факел, Сэймей шагал по росе с таким лицом, словно бы он пьян и счастлив. Туман низко стелился над землей, а небо было чистым, и над головами путников висела луна, источая синий таинственный свет. В этом чудесном сиянии двое шли вперед.
— Слушай, Сэймей, а тебе не страшно? — нарушил молчание Хиромаса.
— Страшно.
— Ты таким тоном говоришь, будто тебе вовсе и не страшно.
— Хммм…
— А мне — страшно. — И Хиромаса сильнее ссутулился, словно от собственных слов ему стало еще страшнее. — Я ведь на самом-то деле — трус, Сэймей. — Хиромаса звучно сглотнул скопившуюся во рту слюну.
Дорога незаметно свернула от реки Камогава и начала подниматься в гору, к храму Камигамо.
— Я — трус. Но какая-то часть меня не позволяет мне быть трусом. Эта часть всегда гонит меня к опасности, именно туда, где опаснее всего. Мне так кажется. Я не могу словами как следует объяснить, но, по-моему, эта часть меня состоит в том, что я — воин. — Вот так образно выразился Хиромаса.
В начале рассказа мы уже говорили, что Хиромаса — воин. Воин из воинов, и кровь воина в его жилах течет незамутненной от его предков. Отец Хиромасы — его императорское высочество принц Ёсиакира-синъо, первый из сыновей императора Дайго.
— Кстати, Сэймей! Я кое о чем хочу тебя спросить!
— Чего тебе?
— Да ты просто днем странную вещь сказал…
— Странную?
— Ты сказал: «Может быть сегодня ночью сделаю оба дела».
— Да, сказал.
— Что это означает? Разве связаны между собой это наше дело и то дело, что ждет тебя завтра в храме Кёогококуодзи.
— Наверное, связаны.
— И как же они связаны?
— Об этом я расскажу тебе по дороге.
— Да уж, пожалуйста.
— Сегодня у меня в доме был монах, с которым ты встретился.
— Ага.
— Вот, этого монаха зовут Гэнкаку. Я тебе уже говорил, он живет в храме Кёогококуодзи. — Сэймей начал свой рассказ. А дорога уже шла под сводами рощи тысячелетних криптомерий.
4
По словам Гэнкаку, он начал вырезать скульптуры четырех Небесных королей — локапал два года назад. Всего четыре фигуры. Это почитаемые божества, каждый из которых охраняет одну из сторон небесного свода: север, запад, юг и восток. На юге — Дзотётэн, Вирудхака. На востоке — Дзикокутэн, Дхиртараштра. На западе — Комокутэн, Вирупакша. На севере — Тамонтэн, Вайшравана. Статуи вырезал из ствола старого дерева хиноки, японского кипариса, распиленного на четыре части. В храм Кёогококуодзи попал ствол огромного тысячелетнего кипариса. Кипарис после того как срубили, два года сушили, укрыв от солнечных лучей, а затем доставили очень вовремя к Гэнкаку, собиравшемуся начать свою работу. Монах начал свою работу со статуи локапалы юга, Дзотётэна. На эту статую ушло полгода. Следующий — Небесный король востока, Дзикокутэн. Затем — локапала севера, Тамонтэн. На каждую статую ушло по пол года, и в самом конце пришла очередь Небесного короля запада, Комокутэна.
Месяц назад Гэнкаку закончил первую часть — беса. Затем он приступил к самой фигуре Комокутэна. И вот, когда статуя локапалы была почти закончена, начались странности. Дело в том, что каждый из четырех Небесных королей своей ногой попирает по одному бесу. И тот бес, которого должен был попирать локапала Запада, за несколько дней до полного завершения статуи — исчез.
— Исчез? — переспросил монаха Сэймей.
— Да, исчез.
Деревянная статуя от подставки до фигуры беса и вплоть до фигуры самого божества вырезается из ствола одного дерева. В статуе Комокутэна спина беса соединяется со ступней и ногой локапалы, попирающей эту самую спину. И вот — бес исчез. И следов того, что его кто-то вырезал долотом — нет. До полудня того дня, когда исчезновение обнаружилось, бес был на месте, где ему и положено, под ногой локапалы. Гэнкаку это точно знал.
А ночью, встав по малой нужде, Гэнкаку вдруг нестерпимо захотелось посмотреть на статую Комокутэна. Ведь двух летний труд его подходил к завершению, как никак. Справив нужду, монах взял лучину и зашел в мастерскую. И там он обнаружил, что беса — нет.
Но на следующее утро бес был, вот он, на месте, под ногой локапалы. Решив, что увиденное вчера ночью — сон, Гэнкаку продолжил работу как обычно. Вечером он работу закончил, но вчерашнее происшествие не давало монаху покоя. Гэнкаку прошептал себе под нос:
— Ладно, закончу статую сегодня ночью. — Статуя Комокутэна уже была почти готова, завтра, а если немного поднажать и поработать сегодня ночью, то работу можно закончить за ночь.
Так Гэнкаку и решил. Поужинав, он подготовил лучин для освещения и пришел в мастерскую.
— И снова беса не было! Исчез.
И на этот раз на следующее утро, и через день, и через два — бес не вернулся. Тогда на четвертый день Гэнкаку не выдержал и пробрался к Сэймею. Тайком от настоятеля своего храма Кёогококуодзи. Ведь если рассказать о происшествии остальным монахам, то у самого Гэнкаку могут отнять монашеское звание — так объяснил Гэнкаку Сэймею.
— Это потому, что, по всей вероятности, я, именно я виноват в исчезновении беса…
— Да?
— Господин Сэймей, известно ли вам как поклоняются внутреннему кругу мандалы? — Поклонение внутреннему кругу мандалы, символизирующему не человеческое измерение вселенной, как внешний круг, а измерение божеств, бодхисатв или Будд, включает в себя практику поклонения не только Буддам и бодхисатвам, но и в случае необходимости — поклонение другим небесным божествам, сущностно присутствующим в мандале.
— Просветленных сущностей чрезвычайно много, и в зависимости от школы и от мастера существуют различные способы поклоняться мандале. Всех их я не знаю, но некоторые мне известны.
Иначе говоря, есть способ почитать локапалу, Небесного короля, как сущность, обладающую просветленной активностью наравне с Буддой.
— Когда мы начинаем вырезать статую, то, кем бы эта статуя не была, вся душа твоя должна быть полна этой статуей. И пока ты работаешь, эта статуя становится твоим Буддой. Моим, буддийского монаха, Буддой.
Итак, Гэнкаку, приступая к работе над новой статуей, обязательно совершал водное очищение от скверны, а затем начинал работу, но только после того, как вознесет молитву Небесному королю способом поклонения мандале.
И вот тут собака зарыта:
— Начиная работу над статуей Комокутэна, я поленился провести моление…
5
— Но, раз так, Сэймей, ты то… — от возбуждения Хиромаса стал запинаться.
— Да, вот так вот…
— Но это же! Быть не может!
— Тысячелетнее дерево хиноки.