было трав, которые росли бы в одинаковом количестве. Каких-то видов было больше, каких-то — меньше, словно по чьему-то безумному пожеланию.

Хиромаса не знал, случайно ли так вышло, или на то была воля Сэймея. Он не знал, но полагал, что в какой-то форме воля Сэймея сказалась на этом саду.

— Сэймей, ты здесь? — позвал Хиромаса куда-то вглубь дома. Однако оттуда никто не отозвался.

Кто бы ни вышел его встречать, человек или животное, это все были бы сикигами, служебные духи, которыми пользуется Сэймей. Когда-то даже был случай, что его встречала мышь, говорящая по-человечески. Поэтому Хиромаса посмотрел не только вглубь дома, но и вокруг себя, и даже внимательно посмотрел под ноги, но никто не появился. Лишь осеннее поле было вокруг.

— Нет дома? — и стоило ему так прошептать себе под нос, как он почувствовал в воздухе сладкий аромат. Неописуемо приятный запах растекался вокруг. Казалось, что в каком-то из слоев воздуха этот запах был сильнее, и в зависимости от поворота головы он становился то сильнее, то слабее.

— Хм, — Хиромаса качнул головой. Что это за запах? Понятно, что это запах какого-то цветка. Хризантема? Нет, пожалуй, не хризантема. В нем больше сладости, чем в аромате хризантем. Чудесный, ароматный запах. Запах, сводящий с ума.

Словно по зову этого аромата, Хиромаса пошел через сад. Шагая по траве, он обогнул угол дома. Солнце к тому времени уже зашло за край горы. Вечерний сумрак постепенно наползал из тени дома и тени ограды, и распространялся в воздухе.

И тут перед Хиромасой оказалось дерево высотой примерно в три человеческих роста. Знакомое дерево. Он и раньше видел его, когда приходил в дом Сэймея. Однако сегодня оно не такое как всегда: все ветки покрыты чем-то желтым, напоминающим то ли цветы, то ли плоды. Похоже, что запах шел именно от этого дерева. Чем ближе Хиромаса к нему подходил, тем гуще становился запах.

Хиромаса остановился перед деревом, потому что в ветвях этого дерева что-то двигалось. Белесый человеческий силуэт. Похоже, что кто-то взобрался на дерево и что-то там делает.

Раз — и к ногам Хиромасы упало нечто. Он пригляделся, и обнаружил ветку дерева, плотно усаженную теми толи цветами, то ли плодами.

— Раз уж они так сильно пахнут, значит, это не плоды, а цветы, — решил для себя Хиромаса.

И тут упала еще одна ветка. Послышался тихий звук ломаемых ветвей. Тень наверху дерева тонкими пальцами отламывала цветущие ветки и бросала их на землю.

Если приглядеться, то вся земля под деревом была укрыта как мягким ковром этими желтыми цветами.

Однако, была одна странность: движения человеческой тени наверху не тревожили ни одну ветку, несмотря на то, что эти ветки были плотно усыпаны цветами. Казалось, что тело этой человеческой тени — воздушно, и легко проскальзывает между листьями и ветками.

Хиромаса вгляделся, пытаясь понять, чья же это тень наверху. Но чем пристальнее он вглядывался, тем больше расплывались черты лица тени, глаза, нос, рот, контуры лица словно бы затуманивались. Вроде и видно, но определенности нет.

Словно бы там был призрак человека.

— Сикигами? — и только Хиромаса так подумал, как призрачное лицо человеческой тени вдруг стало ясно видно.

Он улыбался.

— Сэймей… — пробормотал Хиромаса, и тут…

— Эй, Хиромаса! — позвали его откуда-то из-за спины.

Хиромаса обернулся, а там на открытой веранде своего дома в белом легком каригину сидел, скрестив ноги, Сэймей. Правый локоть положив на правое колено и на согнутую правую руку устроив подбородок, Сэймей улыбаясь разглядывал Хиромасу.

— Сэймей, ты же сейчас, на том дереве…

— Неа. Я уже давно тут сижу.

— Но на дереве… — Хиромаса обернулся к дереву. Но в ветвях уже не было человеческой тени.

— Сикигами? — Хиромаса повернулся обратно к Сэймею.

Тот поднял голову с руки и ответил:

— Ну, да.

— А что ты поручил сикигами?

— Ты видел.

— Да, я понимаю, что я видел. Человек на том дереве ломал и бросал вниз цветущие веточки.

— Именно.

— Просто я не понимаю, зачем это было, поэтому я тебя спрашиваю!

— Скоро поймешь.

— Скоро?

— Угу.

— Да и скоро не пойму, — простодушно буркнул Хиромаса.

— Ладно тебе, Хиромаса! У меня здесь саке приготовлено. Давай выпьем немного, спокойно любуясь садом, и ты все поймешь.

— Н-ну…

— Иди сюда! — справа от Сэймея стоял круглый поднос, на котором были расставлены кувшин с саке и две чашечки. На тарелке горой лежала сушеная рыба.

— Ну, ладно, иду, так и быть. — Хиромаса поднялся из сада на веранду и сел сбоку от Сэймея. — Хорошо ты тут все устроил! Похоже, ты заранее знал, что я приду!

— Хиромаса! Если ты не хочешь мне сообщать о своем приходе, не бормочи себе под нос, когда переходишь мост Итидзёмодорибаси!

— А я опять что-то сказал там?

— А ты разве не бормотал: «Интересно, Сэймей, ты дома?»

— То есть тебя твой сикигами из под моста оповестил?

— Хе-хе, — красные губы Сэймея изогнулись в прозрачной улыбке. Он взял в руки кувшин и наполнил две чашечки саке. Правда это были не просто чашечки. Они были из ляпис-лазури.

— Ого! — воскликнул Хиромаса. — Это же лазурь! — он взял чашку в руки и внимательно вгляделся. — Ну, ну, и вино в них тоже не простое, а…

В чашках была налита красная жидкость, по аромату было понятно, что это саке, но оно отличалось от всего саке, что знал Хиромаса.

— Попробуй, Хиромаса! — сказал Сэймей.

— А там яда-то нет?

— Не волнуйся! — и Сэймей первым поднес чашечку к губам. Глядя на него, Хиромаса тоже отпил. Он немного подержал красную жидкость во рту, а потом медленно проглотил.

— Хм, однако… — он резко выдохнул, — кажется, оно проникает в стенки желудка!

— И чашки, и саке прибыли из страны Тан.

— О, из Тан?

— Угу.

— Ох уж этот Тан, кажется, там собраны все необычные вещи мира!

— Из Тан прибыли не только эти две чашки, еще и учение Будды, и истоки Оммё, из Тан и из Индии. А еще, — Сэймей перевел взгляд на дерево в саду, — прибыло и оно…

— И оно?

— Османтус.

— Хм.

— Каждый год в это время его цветы пахнут.

— Знаешь, Сэймей! Человек, вдохнув такой аромат, непременно вспомнит о своей любимой женщине, наверняка!

— О, а у тебя есть, а, Хиромаса? — спросил Сэймей.

— А? Что?

— Ну же! Любимая женщина! Ты сейчас сказал, что когда вдыхаешь аромат этих цветов, то вспоминаешь о любимой женщине, сказал же?

— Не, нет! Это я не про себя говорил! Это я про людей, что такое настроение бывает… — Хиромаса отвечал, пытаясь выкрутится. Сэймей с едва заметной усмешкой на алых