Стремясь разрешить сомнения, свернула шею, пытаясь разглядеть что-то в не витражном оконном переплёте: деревья. Ну, и что это даёт? Мне бы ближе подойти, да послушник не пустит – и так недобро косится.

Так что сойдёмся на загородном замке-малыше.

Меня невежливо попросили поторопиться, толкнув в спину. Слов я, безусловно, не понимала, нечего и рот раскрывать. Проглотив колкое слово – не время для этого, – послушно занесла ногу на первую ступеньку лестницы.

Так, а вот и изображение Бархуса в нише. Для недогадливых, кто ещё не понял, что оказался в тёплых дружеских объятиях священников.

Совет святых отцов заседал в затемнённой комнате, в которой без труда поместился бы весь мой курс. Любовь к роскоши – это неистребимо. Вернее, любовь к гигантомании. И везде, абсолютно везде, символика Бархуса.

Меня втолкнули в начертанный на полу круг. Дежурившие в комнате послушники с татуировками меча на бритых затылках с равнодушными лицами расставили по периметру свечи и подожгли их. Надеюсь, меня пытать не станут, но проверять будут – это точно.

Всплыли в памяти страницы учебника, и резко захотелось на волю, даже если за окном палящее солнце, и я мигом сгорю.

– Ведьма? – все двенадцать суровых «старцев», возрастом от тридцати и выше, презрительно скривились, обернувшись ко мне.

Сидят полукругом, в рясах, с перстнями на пальцах и горячим желанием кого-то сжечь.

– Слушайте, мне уже надоело! Заладили: ведьма, ведьма… А почему не единорог? И свечи на вашем месте я бы не зажигала: пожар может случиться.

Моя наглость возымела действие: вызвала недоумение на спесивых лицах.

– Прояви почтение, отступница! – послушник дал мне по шее. А я ему – по лицу. Кандалами. На том и расстались.

– Вы некроманты, да? – захлопала глазами, пытаясь выдавить слезу. Вот почему, когда нужно, глаза совершенно сухие? – А у меня кровь плохая, не подойдёт.

Священники замерли с открытым ртом. Наверняка заготовили красивую обвинительную речь, где далее по плану я обязана была каяться, бить себя кулаками в грудь и признаваться в преступном сношении с магией. Но сношалась я исключительно с магами, только, вот беда, делиться подробностями личной жизни не желала.

Решив закрепить эффект, заунывным голосом начала зачитывать список мнимых болезней, смакуя их подробности. Разумеется, все заразные и портящие удовольствие от жертвоприношения. Потливые ноги, плохой запах изо рта, вши… Не забыла и том, что не девственница, то есть некроманты сразу на помойку выбросят.

Священники прониклись. Послушники и вовсе отодвинулись подальше: вдруг ещё бешенством страдаю? Но слабоумие точно не передаётся воздушно-капельным путём, это они напрасно.

Дурочка-я наконец разрыдалась. Бухнулась на колени и забилась в пароксизме. Увы, не страсти, а просто банального желания выжить. Нет, я на самом деле боялась, но переигрывала изрядно. Сознательно, потому что только дурочка выберется из логова змей без потерь.

– Мы не некроманты, женщина, – наконец выдавил из себя председатель сего почтенного собрания. Скривился так, будто лимонов объелся. Не идёт священнику такое выражение лица: прихожан отпугивает.

– А кто же? – судорожно сглотнула я, оправляя платье. Или? Как там Бархус к женским ножкам относится? Правый послушник явно хорошо – слюнки пускает на мои чулочки. Мне самой они нравятся, но не настолько, чтобы делиться. Ага, нравственность хромает. Что ж, так даже лучше: ради свободы можно и плечико оголить. Если что, колени, локти и зубы всегда со мной.

– Ты находишься в доме Ордена.

Хм, всё интереснее и интереснее. Настолько, что даже хлопать глазами перестала.

– Некромантского?

Священники схватились за голову, а я упивалась картиной маслом: «Схватка мудрости с тупостью». Тактично умолчим, кто из нас кто.

Кое-кому даже стало жарко, ворот мантии растянул. А под мантией ничего. Совсем-совсем ничего, или гигиена дошла и до отсталых слоёв фанатичного населения? Зимой-то холодно, а летом… Ну да, летом хорошо, если через болото не лезешь. Или банальный забор.

Мысли на вольные темы меня посещали не просто так: искала больное место. То – очень больное, на все этажи завоют. Заодно и опозорить можно. Но это, Агния, пока мечты, тебя никто к святому святых не допускал и на эльфийский выстрел.

Да, мальчики, чувствуются пробелы в образовании. Вы раньше только с магами общались, систему поведения выработали, а тут обыкновенная женщина попалась… И что делать с ней, вы понятия не имеете. А если она с мозгами, то и вовсе неуправляемый объект. Хендрик знает – да что там, в Академии все преподаватели знают. На нас впору писать: «Осторожно: опасно для жизни!».

Ладно, мне тоже жарко, а на платье есть пуговички. Начнём с верхних двух, а там по обстоятельствам. Проделать это со скованными руками тяжело, но когда хочешь, нет ничего невозможного.

– Вам помочь?

Я удивлённо глянула на шагнувшего в круг со свечами послушника. Того самого, слабого до женского полу.

Плаксиво надула губки и начала жаловаться на кучу вещей – всё, кроме лишения свободы. И туфли мне жмут, и жарко, и руки затекли, и в туалет хочется… А ещё причёску они мне испортили, а я порядочно за неё отдала…

Лицо послушника вытянулось куриной гузкой. Похоже, он пожалел, что ко мне сунулся. Нерешительно оглянулся на стол Совета и, не получив дозволения снять кандалы, самовольно расстегнул мне платье. Прикрылся поиском амулетов, а на самом деле определяя размер груди.

Во всём есть плюсы и минусы. Боли кормящей матери никто не отменял, а тепло рук в таких случаях помогает. Поэтому, обнаглев, спросила:

– А оставить там ладони можно?

Послушник отскочил от меня, как от чумной заразы, а Совет старцев наверняка записал в сумасшедшие. Нормальная женщина как себя ведёт? Правильно, тут два варианта. Либо: «Фу, нахал, пальцы откушу!», либо: «О да, милый, сними с меня всё!». А я просила руки на груди подержать и ничего не делать. Можно и поверх платья, а не судорожно копошиться под нательной рубашкой и узеньким льняным бельём.

– Мы не некроманты, – сквозь зубы процедил «старец», утирая пот со лба.

Ничего, я вас до белого каления доведу, сами отсюда пинками выгоните и до гостиницы проводите. Просто диву даюсь: неужели никому в голову не приходило так себя вести, а не сразу заклинаниями швырять?

– Нет, вы некроманты, – упрямо возразила я. – Вот свечи, пентаграмма.

Умолчим, что круг и пятиугольник – фигуры, мягко говоря, разные. Агния Выжга-то это знает, а вот Агния-идиотка точно нет.

Картинно плюхнулась на пол, разрыдалась, начала молить отпустить, подвывая:

– У меня мууууууж, ребёнок, – и концерт по заявкам волчих стай.

Священники плюнули. В буквальном смысле. Самый молодой не выдержал, вскочил и направился ко мне. Потряс перед лицом какими-то дурно пахнущими костями, обсыпал лицо порошком, от которого расчихалась. Решив, что этого мало, дёрнул за волосы – ага, не парик, не оторвёшь. Но больно, зараза!