– Видите ли, у меня есть основания. Во-первых, я обещал м-с Торнтон не помещать этих сведений в печати, а во-вторых, мои читатели охотнее прочтут статью в таком виде, как я собираюсь ее дать.

– Неужели? Как странно! А я думал, что читатели заинтересуются детством мисс Торнтон… повестью о том, как она боролась с нищетой… И любопытно провести параллель между детством ее и тем беззаботным существованием бабочки…

– Нет, это их не заинтересует, – возразил Самуэль Харлей.

– Почему?

С минуту журналист молча смотрел на лужайку. День был теплый, солнечный. Они сидели в маленькой беседке, охватывающей ствол гигантского дуба.

– Это объясняется психологией читателя, – сказал он наконец. – Детство мисс Торнтон ничем не отличается от ранних лет очень многих из наших читателей. Нет, это не подойдет.

И он покачал головой.

– Но головокружительный успех мисс Торнтон подействует на ваших читателей вдохновляюще, – предположил Майкл.

Харлей с этим не согласился и заявил, что карьера мисс Торнтон не может вдохновить его читателей; многие увидят в ней как бы приговор себе. Начнут размышлять о том, что и они тоже добились бы успеха, если бы только постарались.

– А такие мысли чертовски неприятны, – добавил редактор. – Мои читатели не хотят, чтобы их вдохновляли… или поучали. Они нуждаются в развлечении.

– Понимаю, – сказал Майкл. И, помолчав, неожиданно спросил: – Торнтоны вам не сказали, по какому делу они ко мне приехали?

– Нет, ничего не говорили… А вы не знаете?

– Понятия не имею. Они мне еще не сказали… И признаюсь, я заинтересовался.

– А вы бы их спросили, – посоветовал Харлей.

– Не хочу. Они дали мне понять, что дело это очень важное, а так как я отнюдь не желаю заниматься серьезными делами, то…

– Я могу для вас разузнать, если вы меня уполномочиваете, – предложил редактор. – Во всяком случае попытаюсь…

– Буду вам признателен.

– Отлично, я попробую, – сказал Харлей. – Эти Торнтоны – странная пара…

– Пустяки! – воскликнул Майкл. – Гостиница битком набита странными людьми. Я сам – человек со странностями.

Харлей с ним согласился, но вслух этого не сказал и неожиданно спросил:

– Ваш ученый бутлегер, кажется, безумно влюблен, не правда ли?

– В мисс Уэйн, хотите вы сказать? Совершенно верно.

– Послушайте, видели ли вы Вильяма Брилля с тех пор, как он женился на мисс Пемпль?

У Харлея была привычка неожиданно обрывать нить разговора и задавать вопросы, затрагивающие постороннюю тему. Он всегда что-нибудь вспоминал. То, о чем он забыл или на что не обратил внимания, внезапно всплывало в памяти. Как прирожденный репортер, он постоянно выискивал новые сведения и жил словно в лесу, где каждое дерево было вопросительным знаком. При каждом удобном случае он задавал вопросы. Харлей хотел знать обо всем, обо всем, но понемногу. С ним нельзя было вести разговор связный и неторопливый Майкл это знал и, беседуя с м-р Харлеем, легко перескакивал с темы на тему.

– Нет, не видел, – ответил он. Я не видел Вильяма с того дня, как посоветовал ему стать шофером. Должно быть, вам известно, что его мать и сестры живут теперь в Вашингтоне, в прекрасном доме. От него я имел много писем. Как-то он путешествовал, посетил Кубу и выслал мне оттуда шесть ящиков превосходных сигар.

– Прошлой зимой я встретил его с женой на побережье, – сообщил Харлей. – Обедал с ними. Боже, как изменился Вильям Брилль!

– К худшему или к лучшему? – осведомился Майкл.

– О, к лучшему! Впервые я его встретил несколько лет назад, когда распространились слухи о его женитьбе. Тогда он был грубоватым, добродушным, невежественным мальчиком. Теперь это закаленный человек-настоящий капитан от индустрии. Пемпли его ощупали, распознали, из какого теста он сделан, и поставили на административные посты. Он-директор чуть ли не полусотни акционерных обществ.

– Должно быть, либерал, предположил Майкл.

– О, да!.. Называет себя либералом. Впрочем, политикой ему заниматься не приходится. Он проводит ту точку зрения – ничего оригинального в ней нет, что труд – разрешение всех мировых проблем. Пусть люди откажутся от всяких споров и возьмутся за работу. Я не сомневаюсь, что Пемпли эту точку зрения разделяют, ибо все свои идеи он заимствует у них.

– Да, пожалуй, вы правы, – согласился Майкл.

– Он имеет вид крупного дельца, выдающегося администратора, продолжал редактор. – Пемпли не удержат его на привязи. В самом непродолжительном времени он проявит инициативу.

«Однажды я посетил их яхту. Они остановились в отеле, а огромная яхта Пемплей, напоминающая белоснежный океанский пароход, стояла на рейде…»

– Яхта его тестя?

– Да. Но тестя на борту не было. Никого из семьи Пемплей на борту не было. Яхту прислали за Вильямом и Мод – так зовут его жену, она меня просила называть ее по имени. Они собирались отправиться в трехмесячное плавание среди островов южных морей…

Мысленно Майкл представил себе м-ра и м-с Брилль… огромную яхту, автомобили, ливрейных лакеев, драгоценности, гостей, роскошные наряды… Вильяма Брилля и его жену, захлестнутых пенящейся волной экстравагантности, волной, омывающей жизнь праздных богачей. – Брилль меня заинтересовал, потому что я слыхал о том, как он уладил недоразумения с рабочими в больших медных копях и на литейных заводах своего тестя в Новой Мексике, – продолжал Харлей. Я его встретил в Калифорнии, когда он только что закончил это дело. Он заявил, что считает бессмысленным тратить время на переговоры с профессиональными союзами или идти на соглашение.

Майкл покачал головой.

– С грустью констатирую, что он неправ. Высокопарные спичи и ласковое слово все еще оказывают влияние на профессиональные союзы. Впрочем, мы радикалы – кое-чего добились. В настоящее время имеется несколько союзов, которые не обращают внимания на болтовню, если она не влечет за собой повышения заработной платы.

– Вы хотите сказать, что они неумолимы?

– О, нет! Их всегда можно умиротворить, повысив заработную плату и сократив число рабочих часов, – пояснил Майкл. – Наш план очень прост. Нужно всех рабочих и всех фермеров превратить в коммерсантов. Коммерция творит чудеса; многим гражданам Штатов она дала такие блага, что мы задались целью всех людей превратить в дельцов. Неправда ли, это блестящая мысль?

«Самым существенным является то, что коммерция занимается погоней за деньгами… из всего старается извлечь выгоду. Разумеется, никаких возражений не последует, и уж коммерсанты-то во всяком случае возражать не станут, если рабочие будут проводить ту же политику. Но я вас перебил. Что вы хотели мне рассказать о Вильяме Брилле и профессиональном союзе?

– Видите ли, Вильям сказал, что среди рабочих ново мексиканских копей началось брожение, – продолжал журналист. – Агитаторы профессиональных союзов смущали рабочих, сеяли в их умах недовольство. Когда он понял, чем это пахнет, он решил не ждать, пока ему нанесут удар, но ударить первому. Тогда-то он и перевел через границу мексиканских рабочих и…

– Как же ему удалось это сделать? – спросил Майкл. – Ведь закон это запрещает, и граница охраняется.

– Да в сущности он мне не говорил, что перевел их через границу, ответил Харлей. Он просто сказал, что нанял мексиканских рабочих. Очевидно, они перешли границу.

– Понимаю, – сказал Майкл.

– Как бы то ни было, но он решил нанести удар. Организовал мексиканцев, а затем неожиданно рассчитал всех, кроме администраторов, надсмотрщиков и нескольких человек, которым можно было доверять. А за тем ввел свою армию мексиканцев. В тех краях народ шутить не любит, и Вильям ждал бунта и кровопролития. Но все меры были им приняты. Когда рабочие получили расчет, на улицах и в окрестностях копей появились сотни полицейских, вооруженных винтовками. То были ковбои и бывшие техасские бандиты. Как пояснил Брилль, они получили приказ стрелять, а уж затем расследовать дело. Однако ни мятежа, ни драк, ни стрельбы. Агитаторы профессионального союза подняли было крик, но уволенные рабочие потихоньку убрались из города».

– Гм… я не подозревал; что Вильям Брилль на это способен, – заметил Майкл. – Должно быть, он возмужал, не правда ли?

– Странный вы радикал! – отозвался Харлей. Очень странный! Я думал, что, узнав о таком инциденте, вы придете в негодование. Между нами говоря, я сам считаю это подлым поступком.

– О, нет! Я нимало