Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Анжелика не может жить вдали от Террачини. Она волнуется, когда он долго ей не пишет. Она умоляет его прислать весточку, но Витторио то и дело пускается во все тяжкие: уезжает в Барселону, пропадая в вихре гомосексуальных отношений. Анжелика не подозревает об этой двойной жизни, она переживает, постоянно спрашивает о нем у товарищей. В конце концов она берет ручку и бумагу: «Дорогой господин Террачини, Ваше молчание… помните ли вы, что обещали написать мне на следующий день после вашего визита? Я начинаю волноваться. Я почти чувствую угрызения совести: не мое ли кулинарное “искусство” причинило вам неприятности, создало неудобства?»[273] Она выражает ему благодарность за книги, которые он привез ей из Рима, они доставили ей «большое интеллектуальное и эстетическое наслаждение». Эту благодарность ей «трудно выразить должным образом». Несмотря на это страстное письмо, Витторио так и не является. 14 апреля 1934 года Анжелика покидает Гольф-Жюан и отправляется искать его в Ницце. Дома его нет, она оставляет ему записку. Наконец он приходит.
Шпион, следящий за передвижениями Балабановой, пишет 25 апреля, что она посвятила Витторио свое последнее стихотворение и ждет его, чтобы совершить долгую прогулку по лесу. «Это безумие, Террачини, конечно, пойдет с ней, но надев пояс целомудрия, чтобы избежать нападения!»[274]
Политическая ситуация становится все напряженнее, группа максималистов распадается: Мариани, доверенное лицо Балабановой, секретарь, оставшийся в Париже, умоляет ее вернуться в город. Для нее же возврат в политическую жизнь – пытка. Она мечтает о том дне, когда сможет отплыть в Соединенные Штаты. Ей пока не хватает американских денег, чтобы купить билет, да еще остается проблема с паспортом: ее российский паспорт не продлен, и за это время она потеряла австрийское гражданство. Чтобы решить этот вопрос, Анжелика подумывает о замужестве. Она уверена, что ей нужен «фиктивный брак, возможно, с британским гражданином. В общем, литературные штучки», – замечает тот же шакал, что не спускает с нее глаз[275].
Второго мая Анжелика должна была сесть на поезд в Париж, но еще на двадцать дней задержалась в Ницце в гостях у своего компаньона Дино Рондани на вилле Игнасин. В конце месяца, чтобы не расстраивать Мариани, она вернулась в столицу Франции, однако мечтала лишь как можно скорее бежать оттуда, чтобы отправиться к Витторио в Барселону. На вокзале ее снова встретили неразлучные Консани с Анной. За несколько недель до этого Анжелика написала Консани сердечное письмо, в котором благодарила своих товарищей по партийному руководству за то, что они позволили ей взять несколько дней отпуска и поправить здоровье. Вы «безмерно облегчили, и, возможно, даже продлили мою жизнь, и не только потому, что последствия моей автокатастрофы оказались более серьезными, чем я думала, но и потому, что здесь я трачу на еду меньше, чем в Париже, у меня немного меньше финансовых затруднений»[276]. Но больше всего ее волнуют не «лишения», которые ничто по сравнению с «огромным удовлетворением» от того, что она является частью «самой щедрой, самой революционной и самой бескорыстной партии в мире». Она пишет, как это тяжело – не иметь возможности помочь «тем, кто более достоин помощи и нуждается более», чем она. Она чувствует унижение оттого, что не может больше отвечать на письма, которые получает со всей Европы: у нее нет денег на марки.
Она надеется на «воскрешение человечества», но для этого потребуется «не меньшее чудо, чем для воскрешения Христа… если бы Он существовал». Это настоящее cupio dissolve[277]. Она задыхается в тесной компании эмигрантов, но у нее не хватает смелости открыто сказать об этом своим товарищам.
В ожидании «побега» в Америку Анжелика лелеет мечту, чтобы Витторио принадлежал только ей. В июне 1934 года под предлогом участия в работе конгресса «Свободная мысль» она собирается в Барселону и пишет Террачини, что скоро приедет к нему. Ей нужно побыть в тишине, еще и потому, что необходимо продолжить писать книгу о «фашистском дуче». «Работа очень ответственная и, конечно, нужная», – объясняет она своему молодому другу[278].
В письме она обращается к Витторио с двумя просьбами. Во-первых, никому не говорить ни слова о ее приезде в Испанию. «Всякая сенсация и любопытство мне глубоко неприятны и утомляют меня, вот почему я живу так уединенно, и внешне и внутренне».[279] И, во-вторых, найти для нее чистую комнату.
Хоть мне и пришлось долгие годы жить, во всем себя ограничивая, а порой впроголодь, я не могу, даже если бы захотела, отказаться от абсолютной чистоты и хотя бы даже от минимальной близости к природе. Если бы я это сделала, то не смогла бы исполнить свой долг. У меня нет ни привычек, ни пороков, ни пристрастий, но чистота помещения, в котором я живу, стала для меня самой главной потребностью, первым и последним условием работы мозга.
Далее следует самая интимная часть письма – надежда на то, что молодой итальянец сумеет подарить ей минуты безмятежного счастья.
Мой дорогой друг, прежде всего я прошу вас никогда не сдерживать в себе желание, которое вы, возможно, испытываете, чтобы писать мне. Если бы ваши письма надоели мне или я считала бы время, которое может стоить мне наша переписка, потраченным впустую, я бы дала вам это понять. Я злейший враг любой общепринятой лжи и не считаю время и энергию, которыми располагаю, своей собственностью. Поэтому никому не делаю комплименты. Не буду их делать и вам, поскольку намерения, которые вы демонстрируете, особенно в своем последнем письме, не оставили меня равнодушной.
Его «последнее письмо» и «намерения», которые он демонстрирует, говорят о том, что Витторио отвечает взаимностью на чувства и подогревает влюбленность своей зрелой подруги.
В 12 часов дня 21 июня 1934 года Балабанова прибывает в Барселону. На хвосте у нее агент политической полиции, он внимательно следит за ней, сообщает о ее передвижениях, адресах, людях, у которых она останавливается. Это прекрасно замаскированный лазутчик, а она с ним беседует и доверяет ему.