Весь мир поплыл…

Окутался дымкой.

Тишину нарушило частое, прерывистое дыхание.

Мужское и женское…

Практически одно на двоих.

Но… почему это происходит?

Почему Демьян смягчился?

Неужели из-за того, что я спасла ему жизнь?

Или просто пытается меня расслабить, ведь в последнее время я испытываю слишком много негатива, который может отрицательно отразиться на здоровье его детей.

Алаев жмурится, встряхивая головой, вероятно, пытается держать в руках пробудившиеся инстинкты. Он возбуждён… Серьёзно? Я думала на меня у него больше никогда не встанет. Но я ошиблась!

Случайно глянув вниз, я почувствовала, как мои щёки запылали жаром. Его член стоит крепко и жёстко. Как копьё. Сейчас порвёт трусы вместе со штанами.

Демьян поднимается с кровати, чтобы взять со шкафа чистую рубашку. Но в этой комнате нет моих вещей, поэтому он несёт мне свою футболку.

Помогает надеть. Старается больше не смотреть на мои интимные места, потому что его член и так уже стоит аномально, натягивая большим бугром свободные, домашние штаны.

Такой большой. Крепкий… Мощный размер.

Я тоже должна держать под контролем своё либидо!

Это стоит мне невероятных усилий, потому что я помню насколько горяч этот мужчина, как бесподобно хорош Демьян в сексе!

Его футболка пахнет им. От этого чувства сильно-сильно стягивает напряжением низ живота, голова кружится так, будто я прокатилась на американских горках.

Его футболка такая огромная, что она становится мне как платье. Дальше в комнату забегает служанка и за пять минут меняет постельное бельё. Пожелав добрых снов, не задавая лишних вопросов, уходит.

— Ложись, — звучит позади твердый, уверенный голос.

Я послушно укладываюсь на чистую простынь, пахнущую цветочным кондиционером для белья, сворачиваюсь в клубочек.

Демьян сейчас другой. А когда он такой, мне невероятно сильно хочется поделиться с Демьяном всей своей болью! Рассказать всю правду про аварию! Но я не могу… Не могу… Не знаю, какой будет его реакция!

Меня опять охватывает печаль. Когда он так пристально смотрит на меня, будто заглядывает в самую душу. Я всё же не выдерживаю. Несколько слов слетаю с моих дрожащих губ.

— Я не хотела… Я не виновата… — шепчу, прижимаюсь к нему как одержимая, как будто он — моё всё.

— Проклятье! Тебя трясет! — рука Демьяна ложится на мой живот. Он гладит меня, пытаясь утешить.

Его прикосновения — мелкие искорки тока. Особенно там. В районе живота. Потому что под его ладонью сейчас бьются маленькие сердечки его малышей, его бесценные сокровища.

— Как мне тебя успокоить?! Ты не должна их потерять… Моих малышей… Я не переживу эту чудовищную утрату снова! — он прошептал это очень тихо, неразборчиво, а потом поймал ладонями моё лицо, притянул к себе и горячо поцеловал.

Я всхлипнула.

Задрожала.

Боже!

Что он делает?!

Как это возможно…

Именно так решил успокоить?!

Создать эффект внезапности?

Язык Демьяна уверенно проник в мой рот, раздвигая губы. Он чувственно смял своими губами сначала мою верхнюю губу, затем нижнюю. Несколько раз повторил. Мои губы стали горячими и влажными от его напора, а сердце забилось со скоростью света.

Для меня этот поцелуй — как чистый глоток кислорода. Я потерялась в нём, забылась. Сама обняла Демьяна за шею и притянула его к себе максимально тесно. Почти что с жадностью.

Да…

Как я голодна по нему!

Это и правда лучшее лекарство от стресса — его восхитительные губы и наше дыхание… хриплые вздохи, одни на двоих.

Всё тело обласкало невероятное, райское тепло, расслабляя. И в этот момент я поняла, как сильно я скучала по тому Демьяну, который мне начал нравится, когда мы узнали друг друга лучше.

И в этот же момент я поняла, что я его люблю.

Я скучала. Мне очень сильно его не хватало!

Я даже заплакала.

По щекам опять полились слёзы, когда Демьян начал целовать меня более глубоко и жёстко.

Сначала поцелуй был невероятно горячий и сладкий, а затем стал отчаянным и солёным.

Но я продолжала прижиматься к его восхитительному телу своим, целовать его губы также, как и он мои, будто это были наши последние объятия, последний поцелуй, который мне захотелось запечатлеть в памяти навечно как что-то хорошее, ведь моя жизнь сейчас — сплошная открытая рана. Но эти неожиданные поцелуи — лечебный бальзам.

Последние минуты моей жизни…

Как будто завтра… именно завтра на рассвете должна была пролиться кровь за кровь.

Моя кровь.

Я шёпотом прошептала в его напористый рот его красивое имя, смешивая наши выдохи:

— Демьян… Демьян… Демьян…

Хотелось рассказать ему о своих чувствах, о кошмарной боли, о том, как я скучаю и мучаюсь без него, зная, что он меня ненавидит, презирает и мечтает убить. Хоть я ни в чём не виновата…

Но я не могу.

Мне безумно страшно!

Внезапно Демьян прерывает поцелуй. Резко отстраняется.

— Аврора! А теперь скажи мне правду!

Хватает за плечи, с силой их сжимает, заставляя посмотреть ему в лицо.

— Это была не ты? За рулём была не ты! КТО? Говори!

— Говори! Немедленно говори мне правду!

Демьян встряхивает меня, а я всхлипываю, намеренно и сильно жмурясь.

Не могу смотреть в тёмно-серые глаза. Неужели он всё понял? Догадался по моему поведению, по моей реакции?

— Ты не могла… Ты ведь не могла… Ты не такая…

Демьян дёргает меня на себя, крепко обнимая. Он вдруг начинает лихорадочно целовать мою шею, опускаясь ниже, к груди. Он дышит часто, обжигая мою кожу горячим дыханием. Я сама не замечаю, как начинаю отзываться и постанывать. Запускаю пальцы в его коротко стриженные, шелковистые волосы, наслаждаясь их мягкостью и каждой бесценной секундой, того, что происходит сейчас.

Хорошо…

Лишь бы не останавливался.

Ещё. Прошу. Ещё!

Демьян…

Мне так тебя не хватало!

Если бы ты только знал, как мне сейчас хорошо и приятно, когда ты меня ласкаешь целуешь, прижимаешься своими восхитительными, сочными губами к моей шее.

Руки мужчины падают на грудь. Он одержимо сжимает мои полушария через футболку, зажимая между пальцами соски. Я тихо вскрикиваю, откидываю голову назад, молю высшие силы растянуть эти сладкие минуты на целую вечность или хотя бы на пару часов. Потому что я боюсь, что сейчас, в любой миг, это всё может исчезнуть, это может оказаться сном. Я открою глаза, проснусь и опять окажусь в той унылой комнате совершенно одна. Обречённая пленница.