Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Интересно, он просто переспать с тобой хотел или поиздеваться над тобой?» — прозвучал в ушах вопрос Стаса.
Мама тогда сказала, что это у Сабуровых семейное — издеваться над другими людьми. В тот вечер, впервые за долгое время, между дочерью и матерью состоялся разговор по душам: Тася призналась, что влюбилась в Егора, а он не пришёл на свидание, а мама обняла её и сказала, что всего в этой жизни нужно добиваться самостоятельно, а «богатые мужчины таких, как ты, будут всегда принимать за игрушку».
Рука потянулась к телефону, и Тася позвонила маме. Ответила женщина почти сразу, ведь в это время обычно находилась дома: либо занималась репетиторством, либо проверяла домашние работы своих учеников.
— Тася, привет! А мы с папой хотели вечером по скайпу тебе звонить! Как дела?
— Не надо по скайпу, мам. Вы чай заварите травяной, а я приеду с тортиком через час.
— Как через час? Почему?
— Я в городе, мам… Так получилось, по работе прилетела.
Говорить, что вот уже несколько дней находится тут, но всё не могла решиться приехать, девушка не стала: знала, что за этим последуют возмущения.
Попрощавшись с мамой, она начала собираться, а перед глазами всё стоял образ Егора, его взволнованный взгляд, в мгновение даже показалось, что он готов сорваться, подбежать и схватить в объятия.
— Ни к чему ему это… У него же жена есть, — прошептала Тася, вспоминая женщину, которую он назвал любовницей.
Как напоминание о том, что не было никаких искренних чувств и не будет со стороны Егора, Тася держала у себя выпуск журнала, в котором было их совместное интервью, где Рита говорила о том, что её будущий муж на руках её носит, а он улыбался, прижимая к себе. А потом мама прислала ещё одну вырезку с их свадьбы: фотография, от которой всё внутри рассыпалось на тысячу мелких частиц, и сомнений в том, что он счастлив, не оставалось до сегодняшней встречи.
* * *
Добравшись до дома, Егор попросил водителя купить и привезти новую трость, а сам потихоньку поковылял к двери. Сложновато было, но чью-то помощь принимать, тем самым выставляя себя за немощного, он не желал. Зайдя в дом и выпив побольше обезболивающих, мужчина подошёл к лестнице и, вцепившись в перила обеими руками, начал потихоньку подниматься наверх. До одури хотелось прикоснуться к постели, на которой спала Тася, посмотреть на эту гирлянду, что теперь лежала в коробке на письменном столе, а девушка радовалась ей в больнице, жаль, что не забрала себе.
Скрипя зубами и превозмогая боль, он всё-таки смог добраться до второго этажа и войдя в комнату, еле дошёл до дивана, рухнув на него. Всё это время мужчина боялся присаживаться там, хотел, чтобы постель сохранила контуры её силуэта, но теперь понимал, какой это был бред. Какие бы очертания ни были на постели, всё равно и на секунду они не смогут напомнить живого человека. Любимого. Как бы ни пытался обмануть себя Егор, он чертовски любил свою маленькую девочку. До сих пор сердце мужчины колотилось с бешеной силой, когда он вспоминал её взгляд.
— Что же мы творим, маленькая моя? — прошептал себе под нос мужчина и устремил взгляд в окно. На улице начался проливной дождь, напоминая тот день, когда в ушах прозвучал страшный диагноз.
Егор оплатил свой перевод в платный медицинский центр, где всегда и наблюдался. Рамен Тамерланович сразу взял необходимые анализы и пообещал, что на ноги встать поможет, «особенно если у пациента такое стремление».
Вот только «тот самый» день ознаменован в душе Егора багровым пятном. За окном точно так же шёл проливной дождь.
Три месяца прошло со дня несчастного случая, и Егор гордился тем, что может стоять и делать маленькие шаги, пусть скрипя зубами и через кошмарную боль. Он был готов позвонить своей девочке и рассказать правду, хоть внутри оставалась обида за то, что она не приехала ни разу, ведь могла догадаться, где найти его… Новости же смотрели все, потому знать она должна была об этом несчастном случае.
Рамен Тамерланович застрял на пороге. Выражение лица у него было какое-то потерянное. Егор, пытавшийся до этого подойти хотя бы к окну, присел на кровать, вытирая со лба капельки холодного пота. Он постарался выровнять дыхание.
— У меня уже получается двигаться, — возбуждённым голосом произнёс Егор.
— Это прекрасно. Я же говорил, что подниму на ноги.
Что-то было не так: врач пытался подобрать слова, но видно было, что не идут они ему на ум, не может он выбрать, как преподнести правду помягче.
— Вы уже говорите как есть — это предел? Я не смогу ходить нормально?
— Хромота останется, и боли никуда не денутся, но ходить вы сможете, не переживайте, — кивнул Рамен Тамерланович. — Тут дело другое… Я ведь не просто так спрашивал, возникала ли у вас спонтанная эрекция…
Перед глазами потемнело, и в животе всё стянуло от тошнотворного. За окном громыхнул гром, и дождь пошёл ещё сильнее, Егора даже передёрнуло, словно ледяной порывистый ветер с улицы смог пробраться в палату.
— Это серьёзно, верно?
Ни о какой эрекции и речи не было… Егор списывал всё это на боли, на восстановление организма, он и подумать не мог, что мужчина в самом расцвете сил, как любил говорить Карлсон, может стать импотентом.
— Как бы правильно выразиться… Работать-то всё будет с высокой вероятностью, вот только пришли кое-какие анализы. Вы не сможете иметь детей.
Каждое слово проникало в организм, словно яд замедленного действия, и разъедало кожу, пропитывая невыносимой болью.
У него.
Не будет.
Детей.
Если раньше Егор желал связать свою жизнь с Тасей, встать ради неё на ноги, то теперь в мгновение ока весь смысл рухнул, словно замок, построенный из песка, развалился из-за песчаной бури.
— Не знаю, можно ли с этим что-то сделать… Скорее всего, нет. Мы, конечно, попробуем провести дополнительное обследование…
— Всё в порядке, док, не надо дарить надежду на то, чего на самом деле не случится. Возможно, я и до этого случая был бесплоден, ведь жена не забеременела… — выдохнул Егор и уставился в одну точку.
Капли дождя, бьющиеся о стекло, напоминали о боли, пульсирующей в венах. Это было сложно. Очень. Принять решение, о котором потом будешь жалеть каждую секунду своей жизни, но обрекать Тасю на такую жизнь, лишать её возможности однажды стать матерью, Егор не