в этом из-за проблем с кожей, из-за постоянно высыпающих прыщей, но в то же время он понимал, что обладает неповторимой индивидуальностью, профессиональным успехом, юмором. Эти качества усиливают его обаяние, а значит, он может нравиться.

Однако если Чарльз Лизанди признал себя соблазненным в духовном плане, то пойти в отношениях дальше он не захотел. Но это не помешало Чарльзу и Энди совершить вместе кругосветное путешествие: Сан-Франциско, Япония, Тайвань, Гонконг, Индонезия, Камбоджа, Таиланд, Индия, Флоренция, Париж, Лондон, Дублин, Нью-Йорк. Впервые художник выехал за пределы Америки. Совершенно неожиданно он обнаружил в себе призвание путешественника, он стал обожать поездки. После этого турне Энди стал много путешествовать. Однако его не сильно увлекали музеи, даже во Флоренции. Свои впечатления от них он выразил тусклыми возгласами «вау» и «супер», которыми обычно маскировал скуку и равнодушие.

По возвращении Энди попросил Лизанди представить его Сесилу Битону, он давно мечтал с ним познакомиться. Молодой человек заставил себя немного поуговаривать, но в конце концов согласился. После знакомства Энди и Сесил виделись часто.

С Эдвардом Валловичем, молодым фотографом, он познакомился в 1956 году через посредничество Ната-на Глака, и страсть оказалась взаимной. В связи с этим в Уорхоле обнаружилась одна черта характера, которая постоянно удивляла окружение: холодность или даже суровость, проявляемая им в тех случаях, когда личные отношения так ли иначе выходили за отведенные им рамки и начинали влиять на его карьеру, любое другое занятие, имевшее для него важное значение. Дэвид Бурдон пересказывает следующий анекдот: Эдвард в равной доле снимал квартиру с братом Джоном. В 1958 году Эдвард ложится в клинику лечиться от алкоголизма. Джон обращается к Уорхолу, чье финансовое положение в то время было весьма благополучным, с просьбой одолжить ему 500 долларов. Уорхол просит время на раздумье. Через несколько дней он отвечает, что его агент отказывается выдать такую сумму.

Открытие телефона

В то время Уорхол предавался распутству. Пользуясь репутацией модного художника, ему не составляло труда уговаривать приглянувшихся юношей приходить к нему в студию позировать. «Мне хотелось бы нарисовать ваши ступни», – говорил он, и они почти всегда приходили. Уорхол рисовал их ступни в замысловато-эротических комбинациях. Очевидно, ступни ног имели для него эротическую притягательность.

Несколько раз он просил своих моделей, так приятно понятливых, обнажиться полностью. Тогда художник рисовал их ягодицы, их пенисы, и всегда с юмором.

Также он открыл телефон. Для Уорхола, который ненавидел спать в одиночестве, но, с другой стороны, испытывал ужас от перспективы делить постель с кем бы то ни было, телефон был идеальным компаньоном в кровати. Он часами говорил по телефону, расспрашивая, как одержимый вуайерист, своих собеседников обо всех подробностях, наибольший интерес проявляя к деталям их ночных выходов и развлечений. «Еще, еще, расскажи еще что-нибудь», – просил он.

Пользуясь своим успехом, Энди Уорхол искал возможность «оторваться» от своей матери, и когда это произошло, стало очевидным, до какой степени его искусство, трогательно наивное, до краев наполненное юмором и выдумкой, находилось под материнским влиянием.

Например, он поручил ей собрать в один альбом все рисунки кошек. Великодушный Энди Уорхол? Если угодно, да, поскольку публикация под названием Holy Cats[293] подписана… «Мать Энди Уорхола». Точно так же с фильмами, снятыми Полом Моррисси: всегда фамилия Уорхола как создателя фильмов написана на афишах большими буквами, но перед ней обязательно стоит фамилия того, кто принимал в этом производстве непосредственное участие.

Ссылки на помощников часто выставляли Уорхола карикатурным, почти смешным персонажем, в котором трудно было увидеть художника таким, каким он был на самом деле. Острый ум он прятал за показной глуповатостью; искусный спорщик, иногда жесткий и циничный, а его воспринимали как поверхностного и наивного простачка, скользящего по поверхности, не замечая спрятанные за застенчивостью смелость и необыкновенную силу характера. Свидетели – пока еще очень близкие люди, очень преданные, а вокруг него, пока еще совершенно открыто, нагнеталась ненависть и паранойя. Раны бывают очень болезненными. Нужно иметь постоянную уверенность в своих защитниках, все контролировать и проверять. Очень внимательно.

В 1959 году для тридцатиоднолетнего Уорхола закончился целый период жизни, важный, поскольку он был периодом его формирования. За десять лет работы рекламщиком Энди очевидно выработал собственный метод, научился работать с максимальной отдачей, полюбил работать в команде. Тем не менее критики вслед за Гектором Обальком восхищаются Буасроном[294] и высмеивают Уорхола, как то было сделано, особенно едко, в статье «Уорхол – не большой художник», полемическом опусе, хорошо подкрепленном документальными фактами, но с поспешными выводами. Верны ли утверждения Обалька, что «производство» картин Энди Уорхолом налажено подобно «кампании по раскрутке», проводимой любым рекламным агентством; что выбор «сюжетов для рисования» напоминает разработку креативной концепции; что его «изобразительный стиль» целиком подчиняется решениям художественного совета; что его «рассуждения об изобразительном искусстве» представляют собой лишь несколько расхожих фраз – слоганов; и что его известность поддерживается только за счет умело проводимых публичных операций?

Его манера у всех спрашивать совета кажется Гектору Обальку похожей на тестовые опросы, применяемые в рекламном деле. Не является ли она на самом деле весьма распространенным в Америке приемом, популярным и в кинематографе, также испытавшем влияние Уорхола?

Под внешней суровостью Обальк часто теряется в своих доказательствах, сожалеет о том, что в работе художника «не заметно связи замысла с внутренним чувством», другими словами, сетует на «неумелость художественного выражения» и «ловкость в производстве». Вот так!

Определенно, Обальк более занимателен, когда выдавливает следующий парадокс: «Перед нами рекламщик с дарованием художника, употребивший свой талант на коммерческие цели, принимающий поздравления от своих собратьев по цеху за то, что придал профессии иллюстратора некоторое благородство, прославившись в середине 1950-х годов в Нью-Йорке как самый изысканный рисовальщик в рекламной сфере. И вот, в момент, когда этот молодой талант, более тяготеющий к настоящему искусству, нежели к рекламе, приблизился к тому, чтобы вступить в ряды больших художников, он под корень обрезает все ростки своих художественных возможностей, чтобы представить публике – что? Рекламные образы».

Уорхол резко поменял свои взгляды?

Глава пятая. Отец дадаизма и папа попизма

«Без всякого сомнения, наше время предпочитает образ – предмету, копию – оригиналу, воображаемое – реальности, видимость – существованию».

Людвиг Фейербах. Предисловие ко второму изданию книги «Сущность христианства». Цитата взята из работы Ги Дебора «Общество спектакля»

Эпоха шестидесятых началась 8 ноября 1960 года, когда президентом Соединенных Штатов был избран Джон Фицджеральд Кеннеди, или 21 января 1961 года, когда он вступил в