Я вытащила новую сигарету и закурила вслед за Ярославом, чувствуя, как хаотично летающие мысли и чувства начинают активно меня душить.

Какое-то время, мы сидели, молча, и просто смотрели друг на друга, будто ведя безмолвный разговор. Я понимала, что Ярослав прав. Прав во всем. Я с самого начала не видела нас вместе, не хотела серьезных отношений, не чувствовала себя с ним спокойно и стабильно. Однако со временем страсть, сочувствие и желание сплелись в такой тугой и гремучий клубок, что я приняла их за любовь. Яркую, жгучую, где-то даже грубую и тяжелую любовь, такую отличную от той, что я чувствовала к Алеше. Тогда я до конца не понимала которая из них правильная и настоящая, а какая должна уйти.

Ярослав сделал знак официанту и попросил принести нам чай.

— Матч начинается, — сказал он, затушив сигарету. — Садись рядом со мной, спиной, поди, сложно на экран смотреть.

— Не хочу. Я, наверное, домой поеду, — неуверенно ответила я.

— Бежишь, значит, — сухо констатировал Ярослав. — Да, это ты умеешь.

— Бегу, — устало подтвердила я.

— Ну, беги, беги, — холодно поддакнул он.

Я посмотрела не него, но не увидела ничего, кроме неприкрытого вызова и усмешки. Сняв пальто с вешалки, я вытащила длинный шерстяной шарф и замотала его вокруг шеи.

— Я тебя провожу? — вопросительно предложил Ярослав, явно рассчитывая на отказ.

— Нет, что ты, не надо. Я вполне способна сама найти остановку, — отстраненно улыбнулась я в ответ.

— Ну, и замечательно, — Ярослав довольно растянулся на диванчике.

Я безмолвно оделась и, бросив короткое «пока», направилась к выходу. Я вышла из паба и стремглав направилась в сторону остановки, подгоняемая обидой и злостью на саму себя и на Ярослава. Поднявшийся северный ветер и мороз больно обжигали щеки и забирались под шарф и шапку, неприятно ощупывая шею, затылок, голову и мысли. Я понимала, что Ярослав тысячу раз прав, я опять бегу не в силах принять решение, я опять бегу в желании избежать ответственности, я опять все пускаю на самотек и опять сомневаюсь, когда решение лежит на поверхности.

Я не могу спасти Ярослава. Никогда не смогу сколько бы я не пыталась. Он живет потому, что ему больно, только так он способен воспринимать жизнь. Через эту боль и темноту он чувствует и все остальное — дружбу, любовь, преданность, ответственность, радость, правду. И находясь рядом с ним, и я начала существовать в этой боли, словно не было никогда меня прежней. Он тащил меня в свою темноту, и сопротивляться было уже практически невозможно. Мое состояние рядом с Ярославом менялось от тотального страха, до жалости, злости, страсти и опять страха. Рядом с ним я постепенно теряла себя.

Прибывая в своих мыслях и торопясь поскорее спрятаться ото всех проблем дома, я не заметила укрытого снегом бордюра тротуара и, спотыкнувшись, упала на колени. Зажмурившись от резкой боли, я закусила губу и тихонько заплакала. Кто-то из прохожих робко предложил помощь, но я отмахнулась и, поднявшись, какое-то время просто стояла на месте, отряхаясь от снега, останавливая слезы и решаясь сделать то, что мне уже давно надо было сделать.

На эмоциях я, круто развернувшись на каблуках, быстрым шагом, словно боясь передумать, вернулась в паб. Ярослав сидел на том же месте и спокойно пил принесенный черный чай. Я встала перед ним, загородив часть телевизионного экрана.

— Ты прав. Мне надо прекратить убегать и начать, наконец, решать проблемы и принимать решения, — немного дрожащим голосом выпалила я, — и я начну прямо сейчас.

Ярослав не двинулся с места, продолжая спокойно смотреть на меня в ожидании моего дальнейшего монолога. Мне казалось, что это все его даже забавляет.

— Мы расстаемся. Я сейчас ухожу, и ты больше меня не увидишь, — наконец овладев собой, твердо, расставляя паузы, сказала я.

Ярослав улыбнулся мне в ответ.

— Представляю, какое для тебя облегчение, наконец-то сказать это, — его голос опять стал мягким и заботливым.

Он встал и, подойдя ко мне совсем близко, аккуратно заправил хвостик шарфа, выбившегося из моей сложной намотки вокруг шеи, и поправил чуть сбившуюся на бок шапку.

— А теперь уходи, — сказал он после короткой паузы, глядя мне в глаза. — Уходи, пока я не поцеловал тебя, и ты не передумала.

Я стояла на месте, как парализованная, чувствуя уже привычное бешеное сердцебиение от его близости. Ярослав немного грубо дернул меня за грудки и привлек к себе, намереваясь поцеловать. В секунду, когда губы Ярослава коснулись моих, я оттолкнула его и стремглав бросилась на улицу. Я бежала весь путь из Старой Риги до остановки маршруток, как будто опасаясь, что он преследует меня. Его поцелуй больно жег губы.

Секунда. Еще одна секунда его губ на моих, и я бы сдалась и опять осталась с ним до очередного просветления мыслей. Как же я была рада, что смогла уйти. Я была наивно уверена, что сделала это сама, совладав с эмоциями, желаниями и приняв твердое решение. Тогда я не понимала, что ушла только потому, что Ярослав позволил мне уйти. Он отпустил меня, поддавшись минутному приступу благородства и честности.

20. Ярослав

Март 1999 года, район Дреница, Автономный край Косово и Метохии

Ярослав вышел с территории монастыря Девичи и закурил. Матушка Анастасия сказала ему, что Биляна не появлялась у них уже несколько дней, что бывало редко и нехотя нашептала ему, где она живет, выразив, впрочем, озабоченность стремлением Ярослава пойти к ней в село. Ярослав не любил, когда ему что-то запрещали, а озабоченность матушки настоятельницы он воспринял именно так. Биляна либо заболела, и тогда он может помочь и достать необходимые лекарства или просто побыть рядом с ней, либо не приходит по каким-то другим причинам, явно связанным с ним, с Ярославом. И тогда ему абсолютно точно необходимо ее найти и выяснить что произошло, пока он неделю шнырял по лесам в поисках долбаного тоннеля шиптар.

По лесной тропе Ярослав за полчаса дошел до села, где жила Биляна и стал отсчитывать третий дом слева, как ему сказала матушка Анастасия. Дом