Я почувствовал с большой силой, что теперь, согласно его метафоре, мы действительно плавали в одном и том же океане.

Мы провели в кафе более двух часов, после чего Лэйнг вдруг вспомнил, что по расписанию через несколько минут должна начаться его лекция. Мы всей компанией перешли в бывшую трапезную Монастерио, где Лэйнг прочитал вдохновенную лекцию на тему своей новой книги «Голос опыта». Он говорил более часа без помощи каких-либо конспектов, стоя в непринужденной позе и сопровождая свою речь изящными и выразительными жестами. При этом в одной руке он продолжал держать свой бокал с коньяком, из которого он до сих пор так и не сделал ни одного глотка, который казался теперь некой ритуальной частью его реквизита. Я провел с Лэйнгом всю оставшуюся часть вечера и так ни разу и не увидел, чтобы он отпил из этого бокала.

Время моего пребывания в Сарагоссе подходило к концу, и завершилось оно для меня самым радостным образом. В конце второй недели конференции в Монастерио приехали Стэн и Кристина Гроф. До их приезда я успел сделать короткую презентацию об их работе, основанную на материале моих разговоров со Стэном и моих собственных переживаний во время сеанса «грофовского» дыхания. Так что многие с нетерпением ждали их прибытия. Впервые оказавшись в одном месте с обоими моими наставниками, я не мог устоять против соблазна организовать наше выступление в триаде. Я предложил идею панельной дискуссии о природе сознания. Наша дискуссия, в которой принял участие еще один психиатр, Роланд Фишер, состоялась на следующий вечер после приезда Грофов в переполненном зале, и Лэйнг исполнял на ней роль церемониймейстера.

Для меня это было прекрасной возможностью еще раз проверить те выводы, к которым я пришел в результате моих продолжительных разговоров с Лэйнгом в течение всей последней недели, и в то же время получить обратную связь от Грофа. В самом начале, чтобы открыть дискуссию, Лэйнг предложил всем нам сделать некое краткое вступительное заявление. Гроф и Фишер начали с краткого изложения научного и мистического воззрений на природу сознания, весьма близкого к тому, что я рассказывал Лэйнгу несколько дней назад. После этого я вкратце попытался выразить суть системного взгляда на психику и тщательно операционализировал свою терминологию. В частности, я подчеркнул, что я понимаю осознание как свойство психики, относящееся к любому уровню жизни, а самоосознание как главную характеристику того уровня, на котором проявляет себя сознание.

После короткой паузы Лэйнг обратился ко мне: «Вы очень тщательно раскрыли тот смысл, который вкладывается в понятие сознания, психики, осознания и самоосознания. Вы не могли бы дополнить это тем, как вы определяете материю?»

Лэйнг затронул чрезвычайно не простой для меня вопрос. В своем ответе я противопоставил ньютоно-картезианский взгляд на материю, согласно которому она как бы состояла из неких кирпичиков, сделанных из одного и того же вещества, эйнштейновскому представлению о массе как форме энергии и материи, представляющей собой различные конфигурации энергий, постоянно прибывающей в процессе трансформации одной формы в другую. Однако я должен был признать, что хотя и принято понимать, что вся энергия является мерой движения, физики до сих пор не нашли ответа на вопрос «А что есть то, что движется?».

Затем Лэйнг обратился к Грофу, спрашивая его, принимает ли он мои определения. «Долгие годы я опирался на научные представления, которые усвоил за годы обучения в медицинском институте, – начал свой ответ Гроф. – Но, начав свою работу с ЛСД, я все больше стал убеждаться в их ненадежности. У меня есть также много наблюдений, которые не вполне укладываются в рамки дефиниций, предложенных Фритьофом. Например, в процессе психоделических сеансов мы можем наблюдать спектр переживаний, который складывается в континуум: от человеческого сознания к аутентичным переживаниям сознания животных, затем к опыту сознания растений и вплоть до сознания неорганических феноменов, например, сознания океана, торнадо или даже камня. На всех этих уровнях у людей обнаруживается открытый доступ к информации, которая совершенно очевидно выходит за рамки того, что им известно в «обычных условиях».

Лэйнг повернулся ко мне: «Что вы можете сказать по поводу такого рода опыта, который отмечается также в процессе глубокой медитации, шаманских церемоний и тому подобного? Считаете ли вы такие переживания достоверными, или вы полагаете, что здесь необходимы какие-то иные формы объяснения? Как согласуются эти феномены с вашей системой взглядов?»

Я согласился, что с научной точки зрения мне было бы очень нелегко допустить наличие сознания у камня. Но я выразил свою убежденность в возможности будущего синтеза научного и мистического взглядов на сознание, и я еще раз изложил методологию моего подхода, намечающего перспективу такого синтеза. «Что касается камня, – сказал я в завершение, – то я не могу предположить у него наличия каких-либо форм сознания, если я рассматриваю его, как отдельную сущность. Но если сменить перспективу и увидеть его как часть более широкой системы, Вселенной, которая разумна и сознательна, я бы сказал, что камень, как и все другое, принимает участие в этом более широком сознании. Такая перспектива видения характерна для мистиков и людей, испытавших трансперсональные переживания».

Гроф согласился со мной: «Находясь в состоянии сознания растения или камня, люди не воспринимают мир так, как будто он наполнен объектами, а затем добавляют сознание к этой картезианской Вселенной. Для них все начинается с некой ткани различных состояний сознания, из которой затем вытягивается нить картезианской реальности».

Тут взял слово Роланд Фишер, который предложил третью перспективу, напоминая нам о том, что все, что бы мы ни воспринимали, в значительной мере создается в результате процесса интеракции, взаимодействия. Он привел следующий пример: «Откусив кусок сахара, мы ощущаем сладкий вкус, который не является свойством, принадлежащим ни сахару, ни нам самим. Это ощущение сладости возникает в процессе нашего взаимодействия с сахаром».

– Практически то же наблюдение сделал Гейзенберг в отношении атомарных феноменов, которые в классической физике наделялись независимыми, объективными свойствами, – вставил я. – Гейзенберг сумел показать, что, например, электрон может проявлять себя как частица и как волна – в зависимости от того, как мы на него смотрим. Если вы обратитесь с вопросом к электрону как к частице, то он и дает ответ как частица; если вы обратитесь к нему с вопросом как к волне, то он и ответит как волна. «Естествознание, – писал Гейзенберг, – не просто описывает и объясняет природу; оно является частью нашего взаимодействия с ней».

– Если вся Вселенная подобна сладкому вкусу, – заметил Лэйнг, – которого нет ни в наблюдателе, ни в наблюдаемом, а это есть функция