1 х Шафин Джадиджа

– Го-о-осподи! – выдохнул Шафин. – То есть ну да, я тебе сразу поверил, но… ого!

Он покачал головой.

Нел коснулась экрана «Сароса», и тот дважды мигнул.

– Сфотографировала, – пояснила она. – Снимки сразу уходят в «Орбит», это облачное хранилище «Сароса». Теперь улики сохранятся, даже если телефон у меня отберут.

Затем она вытянула палец с обломанным ногтем и перевернула страницу обратно. Там была другая запись – о ней самой.

Суббота, 29 октября

1 х олень самец

1 х Шанель Эштон

Я увидела ее лицо в белом луче телефона и испугалась, как бы Шанель не стало плохо. Но она всего лишь сделала глубокий вдох и снова постучала по экрану, сфотографировала и это.

– Попались! – сказала она.

Тут мне в голову пришла еще одна мысль. Я отлистала дальше, к прошлогоднему дню Юстициума.

– Смотрите! – вскрикнула я.

И они оба посмотрели.

Суббота, 31 октября

1 олень самец

1 х Джемма Делейни

Молча Нел сделала еще один снимок, а я прислонилась к балюстраде, чтобы отдышаться. Мне припомнилась Джемма, какой она была у нас в «Бювли-парк», сияющая, пышные волосы, такая счастливая, уверенная в себе. И от нее тоже только тень осталась, запуганная девочка, но все же ей хватило доброты и смелости подойти ко мне после службы в часовне и предупредить, чтобы я не ехала в Лонгкросс, ведь я тоже была из «Бювли-парк». А теперь Средневековцы попытались сломить Нел и Шафина.

– Ладно, – сказала я Шафину очень тихо, я так злилась, что еле выговаривала слова. – Ты искал доказательства. Теперь они у нас есть. Пошли.

– Погоди, – сказал он и осторожно вынул «Сарос» у Нел из рук.

Он прошел вдоль полки, вдоль всего ряда книг, перебирая пальцами корешки и негромко их пересчитывая. Мы шли следом за Шафином и лучом света и остановились, когда он остановился. Он направил луч планшета на корешок книги, на золотые цифры, оттиснутые на матово-черной коже: «1960–1969».

И тут я сообразила.

Шафин искал запись о своем отце.

Он вытащил книгу, пролистал страницы, вперед и назад, пытаясь найти нужное место, – он и хотел его найти, и страшился. Наконец он остановился, мы с Нел вплотную подошли к нему. Шафин уселся на пол, скрестив ноги, и нам тоже пришлось опуститься на колени, чтобы читать через его плечо.

Воскресенье, 26 октября 1969

98 х фазанов

1 х Аадхиш Джадиджа

Я что-то попыталась сказать ему:

– Шафин…

– Он никогда не рассказывал мне, – перебил меня Шафин дрожащим голосом. – Ничего не говорил.

Я опустила руку на его плечо, на махровый халат. Я понимала, почему Аадхиш молчал. Ни один мужчина не захочет признаться ни в чем подобном любимому сыну. Он приехал в Англию в шестидесятые, попал в престижную школу, мальчик из Индии почувствовал себя принятым, признанным – его даже пригласили на уикенд в имение! Я представила себе, как он тогда волновался и радовался, и чуть не расплакалась. Я готова была остаться в этой библиотеке и плакать, плакать об индийском принце, которого здесь превратили в парию, отверженца.

Шафин так резко захлопнул книгу, что мы, девчонки, подскочили.

– Их пора остановить! – произнес он, и теперь его голос звучал совсем по-другому.

Нел коснулась другого его плеча.

– Мы их остановим, – сказала она. – У нас теперь есть фотографии.

– Этого мало, – возразил Шафин. – Они могут сказать, что это шутка. Или что это записи о несчастных случаях, знаете, как мы на уроках ремесла в школе записываем, если кто-то поранит палец.

– Но это же здесь, – громко запротестовала Нел. – Они охотятся на ребят. Стреляют в ребят.

– Ш-ш-ш, – поспешила я ее успокоить. – Нас так слуги услышат.

И едва я это произнесла, как в комнате потемнело: огромный черный силуэт перекрыл лунному лучу путь сквозь садовое окно.

Силуэт в тяжелых сапогах и с плоской кепкой на голове.

Идеал.

Егермейстер постоял там мгновение – очень долгое – неподвижный, словно статуи в саду, просто стоял и наблюдал. Его длинная мрачная тень протянулась по полированному полу, казалась гигантской. Наконец Идеал протянул руку и повернул ручку двери.

Я жестами торопливо приказала Нел погасить фонарик и чтобы оба они – Нел и Шафин – легли на пол. Я и сама растянулась на узкой балюстраде. Маленькие бисерины маминого платья впивались мне в живот, мне было все видно сквозь столбики балюстрады, и я неистово молилась в отчаянной надежде, что Идеал не заметит нас, поскольку он стоял далеко внизу – мы оказались вне поля его зрения. Больше всего тревожил меня Шафин – он был и выше, и крупнее Нел и меня, да еще этот купальный халат, белый, он в нем словно полярный медведь в угольной шахте. Стоит Идеалу поднять голову, и он сразу нас заметит.

Со своего наблюдательного пункта я видела, как егермейстер тихо вошел в комнату, его подбитые гвоздями сапоги не стучали даже на полированном паркете. Вместе с ним в библиотеку вторгся ледяной осенний сквозняк, меня пробрала невольная дрожь. Свисающие с огромной люстры хрустальные подвески слегка забренчали в ночном ветерке, и, словно откликаясь на этот звук, Идеал прошел на середину комнаты и остановился прямо под люстрой (двигался он на удивление тихо для такого большущего увальня. Должно быть, годами практиковался, выслеживая невинных тварей в лесах и полях). Затем он медленно стал поворачиваться под люстрой, просматривая весь библиотечный зал по кругу. Было похоже на тот эпизод в «Красавице и чудовище», когда чудовище танцует с красавицей.

Только никакой красавицы тут не было.

Как и музыки.

Одно только чудовище.

В лунном свете я разглядела что-то у Идеала в руке, он небрежно закинул этот длинный предмет себе на плечо. Когда он повернулся, тускло сверкнули два металлических ствола. Обрез.

Идеал вздернул подбородок. Клянусь, он нюхал воздух, словно гончий пес. Потом посмотрел в нашу сторону, как будто бы прямо на меня. Он столько пялился на меня в эти выходные, что теперь мог угадать, где я, – так мне казалось. Я изо всех сил сдерживалась, чтобы не закричать.

А потом Идеал сделал такое, что у меня сердце чуть из груди не выскочило. Он снял с плеча обрез, поднял его обеими руками и взвел курок. И медленно, молча двинулся к винтовой лестнице.

Я перестала дышать.

Идеал опустил руку на железные перила и поставил ногу на первую ступеньку. И как раз в этот момент снаружи громко заухала сова. Егерь обернулся, проворный, словно кошка, направил стволы на дверь. Затем он быстро и тихо зашагал через комнату, вышел в сад и аккуратно прикрыл за собой дверь.