заметался по комнате. У самого пола красовалась металлическая решетка. Не такая изысканная, как в имении моей матери, но я все равно понял, что́ это. Решетка прикрывала отверстие, через которое подавался теплый воздух из печи в подвале. Каменные каналы соединялись и отапливали спальни. Мать нередко повторяла, что отапливать виллу в несколько этажей может позволить себе не каждый патриций. Полагаю, мы как раз были той семьей, у которой были теплыми все три этажа. Я только надеялся, что вилла для победителей так же роскошна и каналы идут под самую крышу. Ведь здание строилось на века. Здесь находили временный приют Чемпионы до нас и найдут еще многие дети после.

Стараясь не шуметь, я потянул решетку. Отверстие было достаточно большим, чтобы я мог пролезть в канал. Тут мой малый рост и детская еще худоба сыграли на руку. Думать о том, что я собирался провернуть рискованную авантюру только затем, чтобы увидеть девчонку, которая меня раздражала, я не хотел. Если бы ты была рядом, то непременно рассмеялась бы и сказала, что я всегда ищу самые сложные пути решения проблемы. Почему бы не попробовать пробраться мимо солдат, которые, скорее всего, спят на посту?

Решетка не поддавалась, и я тянул изо всех сил, не сразу уловив за своим надсадным дыханием странный скребущий звук. Но наконец я понял, что помимо скрипа решетки и стука сердца в ушах слышу что-то еще. Я замер на мгновение и снова уловил этот звук. Он исходил от окна, от закрытых ставней. Осторожно подкравшись, я прислушался и отчетливо услышал, как кто-то царапает ставню снаружи. Может быть, к поместью подобрался какой-то зверь? В моей комнате было выбито стекло у одной из створок, а потому на ночь я плотно затворил ставни, чтобы холодный весенний воздух не навредил мне. Один из служителей, проводив меня в комнату, сказал, что стекло со временем вставят, но пока придется обходиться так. И вот теперь закрытые ставни спасут мне жизнь: что бы за животное ни было по ту сторону, ему не проломить толстую древесину.

– Пирр, – раздался твой сиплый голосок с улицы, приглушенный тяжелыми створками. – Ты там?

Задохнувшись, я рванул к окну, распахивая его так поспешно, что чуть не выбил оставшееся стекло. Я испугался, что зверь нападет на тебя, и, только толкнув ставни, понял, что ты и была тем, кто настойчиво скребся в мое окно.

– Может, дашь мне руку? – полюбопытствовала ты, силясь подтянуться и залезть в комнату.

Я совершенно машинально протянул руку, и ты ухватилась за нее и снова с ловкостью нашей домашней обезьяны вскарабкалась, перемахнув через оконный проем, и легко приземлилась на пол.

– Бр-р-р, у тебя здесь холодно, – прошептала ты, с интересом оглядываясь, пока я, раскрыв рот, смотрел на тебя.

Минуту назад я хотел оказаться с тобой, а теперь вот она ты – сама пришла. Я снова почувствовал необъяснимое раздражение, а ты продолжила как ни в чем не бывало:

– Может, снова закроем окно, чтобы не холодить тут все?

– Не выстуживать, – грубо поправил я. Рядом с тобой я все время злился, но, стоило тебе оказаться далеко, начинал злиться без тебя. Это было ужасно. – Ты что здесь делаешь?!

Я не хотел быть грубым, а выходило так, будто я постоянно рычал на тебя, дергал за руку или был недоволен, но ты почему-то легко сносила мой скверный нрав.

– Я пришла за историей, – просто сказала ты, и мой гнев улетучился.

– Тогда садись, – я прошаркал к кровати и показал тебе устраиваться рядом. – Не будем же мы стоять.

Ты легко взлетела на мою неудобную лежанку и свернулась клубочком между мной и стеной, подмяв подушку. И я, хоть и предложил сесть, а не развалиться, не стал возражать. Вместо этого отодвинулся подальше, в изножье, прижался спиной к стене и обхватил колени руками. Так мне казалось, что я лучше защищен от… тебя. Немного подумав, я решился и начал свою историю:

– Это очень и очень опасная легенда. Потому что она о сыне бога Аполлона…

– Нельзя произносить это имя! – испуганно прошипела ты.

Я знал, что имя этого бога стерто с лица земли. Видел в нашей библиотеке хроники, в которых упоминалось о страшном предательстве бога Солнца, после которого в назидание всем прочим была создана Игра, а имя его предано забвению. Но здесь были только ты, я и мое упрямство. Желание доказать тебе, что я смелее всех на свете, взяло верх над богобоязненностью и благоразумием. Тем более именно эти хроники были в свободном доступе.

– Ты хочешь историю или нет? – огрызнулся я.

– Да… да, – я видел, как в тебе идет борьба природного любопытства и осторожности. – Но говори тише.

Пришлось придвинуться ближе к тебе, чтобы нас уж точно никто не расслышал, и я начал снова:

– У бога Солнца был сын, и звали его Орфей. Однажды отец подарил молодому богу лиру, и так искусно Орфей играл на ней, что весь Олимп, а с ним и сам Аполлон ушам своим не верили. Неужели Орфей прежде не держал в руках инструментов? Этого не может быть. Такая игра приходит лишь с опытом. Но от мастерства Орфея лира в его руках пела, да так, что у богов и богинь наворачивались на глаза слезы восхищения. Никто не мог устоять перед прекрасными мелодиями Орфея. Ни боги, ни люди, ни звери. Звуки природы смолкали, и мир слушал, затаив дыхание, как играет Орфей.

Однажды, путешествуя с лирой по миру, он встретил прекрасную Эвридику. Они полюбили друг друга с первого взгляда и сразу же вступили в брак. Влюбленные не могли нарадоваться друг на друга. Но счастье их было недолгим. В один темный для Орфея день Эвридика задержалась в лесу, пустившись в пляс с обворожительными подругами-нимфами, которым не уступала в красоте. Во время танца Эвридику укусила змея, и девушка мгновенно упала замертво.

Орфей был безутешен. Он пел о своем горе, играя на лире, и все живое и неживое скорбело вместе с ним. Отчаявшись, Орфей отправился в Царство мертвых за своей женой. Никто не мог сказать, как и почему, но ему удалось перебраться через реку Стикс невредимым. Он очаровал игрой на лире самого Цербера, трехглавого пса Аида и любимца его очаровательной жены Персефоны.

Представ перед богом смерти, Орфей просил вернуть ему Эвридику. Он исполнил песнь скорби, и Персефона, сидящая по левую руку от Аида, заплакала. Ее слезы прозрачными жидкими кристаллами падали на землю Царства мертвых. Чтобы остановить плач жены, Аид согласился исполнить