Дорога повернула между двух берегов, почти замкнувшись кольцом, а потом резко устремилась снова на север. Благодаря редким проблескам луны Жану удалось заглянуть вперед, и он увидел заросли терновника по обе стороны дороги.

Жан не знал, натянул ли он узду или же лошадь остановилась самовольно, но они застыли на месте как раз в тот момент, когда луна вынырнула из полосы туч и усеяла дорогу пятнами света, блеснув на перекладине виселицы и обломках металла. Клетка, сохранившаяся в воспоминаниях Жана, «рассыпалась почти полностью: осталась только верхняя часть, проржавевшая, расколотая, но все еще смутно напоминающая очертания человеческой головы, неопределенно повторяя линии носа, губ, подбородка. Она висела на перекладине, словно те головы, которые он за волосы своей рукой поднимал на эшафотах по всей Европе, демонстрируя вопящим толпам.

— Раны Господни!

Жан покачнулся, почувствовав, как Анна запоздало протянула к нему руку. Он упал с седла, соскользнув по крупу лошади; ноги его подломились. Он сидел на земле, в рыжей глине, и пялился на маску, из которой когда-то смотрел сам. Годы внезапно съежились, и он вновь стал глядеть на мир сквозь эти прорези, снова ощутив прежний ужас. Истерзанные кости и вывернутые суставы — все раны, полученные им после той ночи, когда он вывалился на землю из этой клетки, — острой болью обожгли его тело.

В следующий миг Анна уже была рядом с ним. Она взяла отца под руку, помогла ему встать и привалиться к лошади, прижала к его губам оплетенную бечевой бутыль с вином. Жан сделал глоток, поперхнулся, выпил еще. Наконец его глаза понемногу просветлели, так что он смог ясно увидеть перед собой лицо дочери. Как ни странно, Анна улыбалась.

— Неужели это не тот перекресток?

Она говорила тоном ребенка, которому был обещан подарок в конце пути. Юмор висельников Анна Ромбо унаследовала от отца.

— К счастью, нет.

Жан выдавил из себя слабую улыбку и тряхнул головой, пытаясь разогнать туман. Затем он опустил взгляд — и его невеселое веселье моментально улетучилось. В самом центре перекрестка Жан приметил кучу разрытой земли, осыпавшейся в неглубокую лужу. Кто-то копался здесь. Копался совсем недавно, так что даже ливень не успел уничтожить следов.

Жан потянулся вперед и снова упал, запустив руку в затхлую воду, — она погрузилась по самое плечо. Пальцы зашарили по краю ямы. Он не думал, что так быстро наткнется на дно. Шкатулка с ее драгоценным содержимым была зарыта гораздо глубже — не менее глубоко, чем обычная могила. Здесь не оказалось ничего, кроме жидкой глины, воды и мелких камней. Ничего твердого, что могло бы его обнадежить.

Ромбо снова почувствовал руки Анны, подхватившие его под мышки. Он позволил дочери помочь ему подняться и опять устало привалился к боку лошади.

— Ее нет, Анна, — прошептал он.

Он не знал, к какой из двух Анн обращается: к той, что стоит рядом, или же к той, которой здесь не было.

Дочь прижимала его к лошади, ощущая, как содрогается его сердце, с каким трудом он дышит. Она знала, что Жана поддерживала только слабая надежда на то, что каким-то чудом рука все еще будет на месте, никем не потревоженная в своей неглубокой могиле, что сын французского палача не посягнет на клятву отца, что чудовище не восстанет из мертвых. Если бы все это оказалось так и поиски руки закончились, Жан смог бы вернуться в Тоскану, попытался бы помириться с Бекк, стал бы искать желанного и столь заслуженного им покоя. Анна надеялась на это и молилась об этом — как умела. Однако она не могла не понимать, что Джанни опередил их слишком сильно.

«Но которую из четырех дорог мы должны теперь выбрать?» — подумала она.

Ни Фуггеру, ни Эрику не удалось подслушать, куда именно намерены отправиться осквернители могилы. Закрывать глаза и погружаться в мысленное созерцание бесполезно: видения показывали Анне последствия тех или иных деяний, но не распространялись на способы поиска недругов. В небе, среди обрывков туч, она увидела Полярную звезду, показывающую дорогу на север: именно за ней они следовали с побережья. Следует ли продолжить путь на север? Поскольку им с отцом не известны намерения ее брата, любое направление может оказаться противоположным истинному. Анна не в состоянии была почувствовать, где именно находится Джанни. Идти назад? Тогда они уже встретились бы с ним на дороге. На восток, который постепенно светлел, предвещая приближение дня? Вниз, в сторону гор, где им придется перебраться через несколько горных хребтов, чтобы в конце концов попасть в Италию и, следовательно, проникнуть в Рим, к сердцу его возлюбленной Церкви? Или… Именно в тот миг, когда Анна повернулась на запад, она увидела фигуру — силуэт, который девушка сначала приняла за часть мусорной кучи. Фигура отделилась от теней под виселицей, словно притянутая светом луны: капюшон низко опущен, руки крепко переплетены на животе, спина прижата к деревянному столбу.

— Отец!

Вскрик дочери заставил Жана отскочить от лошади. Та испуганно шарахнулась к краю поля, увлекая за собой и второе животное. Жан посмотрел на Анну, проследил за направлением ее руки — и замер. Наконец Жан прошептал:

— Он уже был здесь, когда мы подъехали, или только что восстал из-под земли? Он — исчадье ада или человек?

Она шепотом ответила:

— Я не знаю.

Им удалось разглядеть, что на видении — коричневый плащ, что его голые ноги обуты в сандалии, а на коленях у него собралась лужица дождевой воды.

— Я подойду посмотреть. — Анна шагнула вперед.

— Нет. — У Жана так пересохло в горле, что слова прозвучали как шелест. Кашлянув, он возразил: — Пойду я.

Но сперва он вернулся к лошади, успокаивая ее тихими уговорами, и залез во вьюк. Нашарил под мешковиной рукоять. Однако Жан не был готов взяться за меч. В седельной кобуре лежали пороховница и колесный пистолет. Он бережно высыпал немного свежего пороха на полку и опустил зубчатое колесико на кремень. Держа оружие перед собой, он осторожно двинулся к виселице.

Жан находился всего в шаге от нее, когда капюшон поднялся. Ромбо уже собрался выстрелить: нажал на спусковой крючок и почувствовал, как тот немного поддался. Стоит чуть увеличить давление — и вылетит искра и свинцовая пуля отправит этого демона обратно в тот ад, из которого он явился. Но тут демон заговорил. Он произнес всего одно слово.

— Ромбо, — сказал он, и под складками коричневой ткани Жан увидел перечеркнутое тенью лицо.

Хотя этому лицу самое место в каком-нибудь кошмарном сне, Жан знал: оно отнюдь не явилось прямо из ада. Ему не раз уже случалось видеть его — под взмахами клинков, сквозь пелену крови, через стены мучительной боли. Девятнадцать лет назад Жан думал, что видит его в последний раз: тогда оно рухнуло в эту же самую глинистую почву и кинжал Фуггера торчал из его глаза. И хотя Жан уже слышал о том, что этот полутруп все еще ходит по земле, его собственное имя, произнесенное Генрихом фон Золингеном, заставило бывшего палача застыть на месте, безуспешно пытаясь спустить курок.