В наши дни все это послужило бы сигналом об отсутствии должной заботы и домашнем насилии. Но десять лет назад люди в маленьких деревнях считали, что в дела семей вмешиваться не следует.

Преподобный Марш, тогдашний приходской священник, позже признавался, что сожалеет о том, что не сделал больше. «Было очевидно, что дела там обстоят неблагополучно. Возможно, если бы кто-нибудь вмешался, трагедии можно было бы избежать».

Да уж, возможно. Похоже, что для Мерри единственной передышкой от ужасов жизни ее семьи была дружба с Джой и то время, которое они проводили вместе. Но эта отдушина тоже оказалась под угрозой.

Матери Джой никогда не нравилось общение ее дочери с Мерри. Она считала Мерри «неподходящей» подругой. Обе девочки уже посещали уроки Библии с преподобным Маршем. Но мать настояла на дополнительных уроках для Джой, что должно было «удержать ее на правильном пути».

Уроки Джой брала у молодого священника, курата в местной часовне, Бенджамина Грейди. Грейди был молод – всего двадцать три года – и честолюбив. Внешне он был привлекательным и обаятельным мужчиной. В него влюбились многие деревенские девчонки. Привлек ли он также внимание Джой?

Джой была красивой девочкой, и по деревне, конечно, поползли слухи, впрочем, совершенно безосновательные, что она ходит в церковь по ночам, вовсе не в те часы, на которые у нее были назначены уроки. Как бы то ни было, за несколько недель до исчезновения Джой резко прекратила посещать занятия у Грейди.

Что, если сердечная боль или безответная любовь подтолкнули Джой к побегу? Или это было что-то гораздо более зловещее? В конце концов, Грейди был взрослым мужчиной и имел влияние на девочку.

Полиция беседовала с Грейди. Но на то время, когда Джой видели в последний раз на автобусной остановке в Хенфилде, у Грейди было алиби. Он готовил службу вместе с преподобным Маршем.

Больше Джой никогда не видели.

Полицейские приходили домой к Мерри, чтобы расспросить ее об исчезновении лучшей подруги, но им ответили, что девочка «больна». Почему-то они больше так и не пришли.

Через неделю исчезла Мерри.

Такой поворот событий только укрепил полицейских во мнении, что Джой сбежала. Джой взяла с собой сумку с вещами. Мерри оставила записку: «Простите. Мы должны уехать. Я вас люблю».

Использование слова «мы», конечно же, наводило на мысль, что девочки планировали совместный побег. Возможно, они с самого начала собирались сбежать порознь и где-то встретиться позже. Беспокойство о безопасности девочек вылилось в призывы к ним выйти на связь.

Разумеется, они так этого и не сделали.

Как ни странно – возможно, это было совпадением, а может, и нет – сразу после исчезновения Мерри Грейди также внезапно покинул деревню. Нет никаких записей, свидетельствующих о том, что он еще где-то работал священником. Разумеется, он мог отойти от церкви, возможно, даже сменить имя. Но почему?

Еще более странным было то, что почти год спустя после побега Мерри, чуть ли не день в день, исчезли ее мать и младший брат. Они покинули дом, не взяв с собой ничего. О них также больше никогда не слышали.

В Чепел-Крофт никто не горит желанием говорить об этих девочках. Мать Джой страдает от деменции и все еще верит, что ее дочь скоро вернется. Кажется жестоким лишать ее этой надежды.

Возможно, Мерри и Джой и в самом деле сбежали в поисках лучшей жизни. Возможно, их судьба оказалась более печальной. Может, они просто не хотят, чтобы их нашли.

Но меня не покидает мысль, что кто-то где-то должен знать, что случилось с двумя закадычными подружками, сассекскими беглянками, Мерри и Джой. Их имена по-прежнему неразлучны.

Несколько мгновений я сижу, пытаясь совладать с различными эмоциями. Отчасти это горе. Отчасти гнев. Я смотрю на имя автора статьи. Что-то щелкает у меня в голове. Я начинаю листать газетные статьи в поисках имени репортера, который писал об этих исчезновениях в местной газете. Имена совпадают. Ну конечно.

Репортеры не бывают бывшими.

Дж. Хартман. Джоан.

– Я бы сказал, что это обойдется фунтов в сто, плюс детали.

Мужчина в фотомагазине сочувственно смотрит на девочку.

Фло вздыхает:

– Ясно.

– Это не то, что ты хотела услышать?

– Не то, что хотела, но то, что ожидала.

– Прости, милая.

– Все равно спасибо.

– Может быть, если ты ласково попросишь маму или папу…

– Ага, может быть.

Она идет к двери.

– О, погоди.

Фло оборачивается. Он держит кассету с пленкой.

– Я вынул пленку. Мне кажется, она цела.

– О, спасибо.

Она кладет кассету в карман. По крайней мере, фотографии уцелели. Слабое утешение. Как, черт возьми, ей раздобыть сотню фунтов?

Она уныло выходит из магазина, и колокольчик весело звенит у нее за спиной, еще больше усиливая ее мрачное настроение. Долбаный мудак с пневматом, ублюдок, деревенщина, стреляющая по воронам. Она немного переживала из-за удара Тому в нос, но теперь надеется, что он навсегда останется кривым. Она надеется, что пазухи носа останутся непроходимыми до конца его убогой жизни.

Это не по-христиански, – слышит она в голове голос мамы, но ей плевать. Что хорошего сделала для них ее религия? Вышвырнула из дома. Вынудила переехать в эту дыру. Вот тебе и награда за ревностное служение Господу.

Она замечает расположенное на другой стороне улицы кафе и переходит через дорогу. В настоящий момент ей очень хочется обменяться новостями с Леоном и Кайли и хоть на какое-то время почувствовать себя нормальной. Она заходит внутрь. В кафе много народу, но Фло замечает у окна свободный столик. Перебросив через спинку стула свое худи, она становится в очередь, а затем возвращается к столику с чашкой мокко и маффином.

Потягивая напиток, она подключается к вайфаю. Сильный сигнал. Аллилуйя. Она открывает снапчат. Вообще-то Фло не фанатка соцсетей. Ей не нравится то, как все делают вид, что у них потрясающая жизнь, и редактируют свои лица миллион раз, отчего становятся похожи на инопланетян. Все это фальшь и обман. Ей вообще не нравится фотографировать телефоном, и она предпочитает делать это «Никоном» (хотя в ближайшем будущем это ей точно не светит). Но Кайли и Леон пользуются снапчатом, и для нее это единственный способ поддерживать связь с друзьями.

Фло по ним скучает. И предпочла бы увидеться с ними лично. Она старается не слишком из-за этого переживать, но иногда это дается ей с большим трудом. Когда мама впервые рассказала ей о предстоящем переезде, она разозлилась. Они ссорились, хлопали дверями – все в этом роде. Если честно, она знала, что им необходимо покинуть церковь Святой Анны. Все, что там происходило, было уже слишком. Мама все время была напряжена и встревожена. Это было тяжело.