Сами глаза становились всё больше и больше, будто обитатели пустоты становились всё ближе и ближе…

После чего все резко набросились на меня разом, словно получив команду «фас».

Я кричал, не помня себя.

Это был, наверное, первый раз, когда боль вытеснила все остальные мысли, и я перестал о чём-либо думать. Она поглотила абсолютно всё, заполнило собой каждый угол моего сознания.

Любая боль, которую я когда-либо испытывал, не могла сравниться с той, что была сейчас. Каждая клетка, каждое нервное окончание горело. Их словно накручивали на раскалённые шампуры и посыпали солью. Я мог прочувствовать каждую кость, которая, казалось, ломается под напором энергии. Каждый сантиметр кожи, как если бы меня поджаривали на костре и сдирали её на живую.

Любой космодесантник стойко переносил любую боль. Даже без имплантов я мог вытерпеть всё что угодно. Но то, что было сейчас, ни в какое сравнение не шло с тем, что можно было почувствовать в реальной жизни. Даже гореть заживо было приятнее, чем пережить это.

Оставалось лишь кричать в надежде, что это хоть как-то облегчит страдания от того безумия, что обрушилось на меня…

Когда внезапно всё прекратилось.

Я вновь сидел привязанным к креслу в небольшой светлой комнате. Весь мокрый, с пересохшим горлом и гудящей головой. Из носа сбегали две струйки крови. Мышцы ныли так, будто до этого я несколько недель подряд занимался тяжелейшими физическими нагрузками.

Не успел я прийти в себя и собраться мыслями, как в комнату ворвались, словно штурмовая группа, перепуганные врач с медсестрой. И пока одна быстро отстёгивала меня от кресла, другой светил фонариком в глаза и прощупывает пульс.

— Как себя чувствуете? Где-то что-то болит? ­Что-то беспокоит?

— Ничего не болит, но чувствую себя паршиво… — пробормотал я. — Что произошло?

Мой вопрос оставили без ответа.

К тому моменту, как медсестра отстегнул меня от кресла, в комнате появилось ещё человек пять медицинского персонала. Меня сразу переложили на каталку и повезли по коридорам в палату, где положили на кровать, начали делать уколы, ставить капельницы, подключать какое-то оборудование.

То, что это плохо, было понятно и без объяснений. Вопрос, насколько плохо.

В первую очередь меня волновало, выдаст это меня или нет. Я не представляю, каким образом могу отличаться от этих людей, но учитывая тот факт, что это другое пространство, вероятность такая есть.

Я пролежал в палате под постоянной опекой медсестёр сутки, так и не сомкнув глаз до следующего утра. Я ничего не боюсь, и поэтому не боялся признаться себе, что опасаюсь закрыть глаза и увидеть ту тьму, из которой ко мне тянут свои конечности её обитатели. И что на этот раз утащат за собой.

Так что это было? Видение? Или обычная галлюцинация? То, что меня действительно затащило в другое измерение, я очень сомневался. Думаю, если такое бы произошло, сейчас меня окружали бы не врачи или, по крайней мере, не только они.

Я быстро проматывал в голове всё что знал и что могло бы объяснить произошедшее.

Больше всего это походило на видение. Я слышал, что те демонопоклонники, что пытаются связаться с демонами, иногда погружаются в транс, чтобы поговорить напрямую с тварями ереси, и тем самым обрекая себя на безумие и вечные муки. Был ли это похожий транс?

Или мою душу попытались похитить демоны? У меня нет способностей, и значит вся мощь может собираться или в теле, или в душе. Возможно ли такое, что вся мощь хлынула в душу, и та стала настолько заметной и сильной, что на меня обратили внимание демоны? А раз обратили, попытались её забрать?

Или это последствия высокой температуры и огромного количества энергии, из-за чего мозг просто начал выдавать галлюцинации, как такое бывает при интоксикации определёнными препаратами?

Я не знал, какой из этих трёх вариантов верный, пусть надеялся тем не менее на галлюцинации. Он был самым безвредным.

Наутро ко мне зашёл врач.

— Доброе утро, Грант, как вы себя чувствуете? — улыбнулся он.

В его глазах я вижу, что мужчина улыбается лишь потому, что так положено в этом месте. По-настоящему он устал и ему плевать. Скорее всего, произошедшее заставило его так же не сомкнуть глаз, как и меня.

— Хорошо. Меня выписывают?

— Не терпится начать учиться?

— Это то, ради чего я сюда поступил, — ответил я ровно.

— Что ж, похвально, молодой человек, похвально… ­— закивал он. — Что ж, тогда я могу вас обрадовать — вы абсолютно здоровы. Думаю, прямо сейчас вы уже можете вернуться к учёбе. Только медсестра принесёт ваши уже чистые вещи.

— Ясно… — протянул я.

Врач кивнул мне и уже собирался уйти, когда я задал ещё один вопрос, который меня волновал:

— Я хотел узнать, что это было тогда на тесте?

— Мы до конца не выяснили, но, по-видимому, сбой оборудования. Не стоит беспокоиться. Уже скоро его будут полностью заменять на более новое и совершенное. Мы не можем позволить, чтобы такое вновь повторилось. Так что можете не беспокоиться об этом.

— А мой дар?

— Мёртвый дар, к сожалению, — он сделал скорбящее лицо, словно это тоже его расстроило. — Но в этом нет ничего страшного. Многие добиваются огромных высот и без него, надо лишь приложить побольше стараний. А их у вас, как я вижу, достаточно.

Что бы ни произошло тогда в комнате, для них это выглядело как неполадка, а значит ко мне вопросов не будет. Что же касается меня, то я не чувствовал каких-то разительных изменений, по крайней мере, сейчас. Стоит немного понаблюдать, изменится ли что-то во мне, но думаю, что на этом всё и закончится.

Минут через десять мне принесли мою форму, портфель и листок с расписанием и номером моей группы. Однако перед этим я сходил в душ, который был расположен тут же в палате. Палате, которая больше походила на комнаты для знатных господ. Я до сих пор не могу привыкнуть к такому комфорту. К детдому было сложно привыкнуть, а здесь и подавно.

Выписали меня уже после обеда, поэтому я успевал только на часть занятий. И первым из них была математика. Поэтому я вышел из медицинского корпуса и сразу направился к учебному блоку через небольшой парк. И уже войдя в здание понял, что единственное, чего я не знал — где точно проходят занятия. В листе был номер моей группы, название предмета, но кабинет, где он проходит — нет. Этого почему-то в расписании не отметили.

Я молча таращился на коридор, в который выходило пять дверей.

Дело в том, что здание школы выглядит как крест. В центре главная лестница, от которой отходит на каждом этаже по четыре коридора. Таких этажей три. То есть всего двенадцать коридоров. То есть шестьдесят кабинетов. Я не могу заглянуть в каждый и спросить, здесь ли учусь или нет даже потому, что буду выглядеть идиотом и потеряю репутацию, которой пока даже нет.

Значит, надо попросить помощи. Предположу, что здесь должен быть кабинет преподавателей как в прошлой школе, туда и обращусь. Я здесь новенький, и мне незазорно это сделать. У нас в космодесанте всегда помогали новобранцам, которые пополняли ряды космодесанта. Они были нашими младшими братьями, будущим нашего дела, и мы всегда чувствовали ответственность за них. А помощи просить боятся только трусы.

Кабинет преподавателей я нашёл, однако тот был заперт. Я постучался, подождал, опять постучался.

Никого.

Директор? Да, этот вариант тоже был очевидным, но директора тоже не оказалось на месте. Ведёт занятия со всеми? По пути я поймал нескольких учеников, которые вышли в туалет, но те лишь пожимали плечами на мой вопрос.

— А ты что здесь околачиваешься? — раздался раздражённый голос за моей спиной, который я сразу узнал. — Только поступил и решил начать прогуливать?

Я спокойно обернулся к Эйлис, которая направлялась ко мне быстрым шагом, стряхивая руки. Видимо, только что из туалета.

— Я…

— Я предупреждаю. Я староста и могу сразу же доложить о том, что ты прогуливаешь. Таких здесь долго не держат, — подошла она ко мне вплотную. — Или ты думаешь, что слишком крут для нас, высокородных?

— Вообще…

— Здесь не детдом. Думаешь, я тебя боюсь?

Она мне напоминала такую маленькую дикую собачку с некоторых планет. Собачки размером с ладонь, совсем маленькие, но лают, как сирена на корабле, и, несмотря на свой размер, бросаются кусать тебя