Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ага. Если родители меня не запрут в чулане.
– Ну это вряд ли, – улыбнулся Родион. – Знаете, родители всегда хотят лучшего для своих детей, и это нормально. Решение-то все равно за вами.
– Думаете, они потом примут мой выбор? – Агрессия потихоньку начала улетучиваться из ее голоса.
– Может быть, да, а может… – он на секунду задумался, – и нет. Так или иначе, они ваши родители. И этого факта не изменить. Можно хоть тысячу раз перекраситься, но корни всегда будут лезть наружу – ваши настоящие корни. И речь сейчас не о волосах. Так, может, не стоит с ними так кардинально бороться, какими бы они ни были? Иначе дойдет в итоге до того, что от ваших действий они полностью выцветут. И вернуть все обратно не получится, как ни старайся. Вы навсегда потеряете с ними связь. – Родион говорил и параллельно заканчивал с волосами.
– Да. Вы правы. Я ведь люблю родителей, очень люблю. Думаю, им будет больно, если я сделаю то, о чем говорю. Гораздо хуже, чем если просто пойду работать флористом. С этим наверняка можно будет что-то решить потом. Вот черт, вы же уже нанесли краску! Дура я! – Она уже хотела расплакаться, но Родион пресек эту попытку:
– Это не краска. Я вам маску для волос втирал. Сейчас смывать пойдем.
– Спасибо большое! – расплылась в печальной улыбке Ольга и слезла с кресла.
* * *
Колокольчик на двери звякнул, и в салон зашел Дима Носов. Он молча сел в кресло, и Родион тут же принялся за дело.
– Подскажите, дядя Родион, как поступить? – начал Дима в середине процесса. – Мои ребята объект заканчивают, и есть деньги им на зарплату.
– Ага. – Родион дал понять, что внимательно слушает.
– Я могу заплатить им, как обещал, уже завтра, а могу купить машину в салоне, на которую сейчас скидка тридцать процентов. Это предложение действует до конца месяца. Ребята обидятся, если им придется ждать денег еще пару-тройку недель, но, с другой стороны, если я упущу шанс с машиной – это тоже плохо. Как считаете, может, просто поставить их перед фактом? Мол, сейчас я не могу дать вам денег, надо потерпеть.
Родион резко выключил машинку и, вытряхнув из нее волосы, снял пеньюар с клиента, а затем принялся за уборку.
Дима, у которого прическа была в стадии полуполубокс, молча сидел в кресле, думая, что парикмахер просто взял паузу.
Убрав волосы и сняв фартук, Родион накинул на себя пальто и указал парню на выход.
– А-а-а чегой-то вы? Мы же не закончили, – глупо моргал Дима, поглядывая то на себя в зеркало, то на стоявшего в дверях Родиона.
– У меня появилось резкое желание сходить в кино. Приходи через пару недель – закончим, – сказал Родион, выключая свет.
– Почему? Как вы смеете?! – вскочил парень со своего кресла.
– Я просто ставлю тебя перед фактом. Потерпишь, – сказал Родион и вышел на улицу.
– Ладно, ладно, я понял, – выходя за ним, сказал Дима. – Вы правы, я заплачу им. Может, закончим? – жалобно посмотрел он на парикмахера. – Лучше вас меня все равно никто не подстрижет.
– Приходи завтра, – кивнул Родион, запирая дверь. – Сделаю тебе скидку тридцать процентов, раз уж ты так любишь акции в салонах. Только ребят своих не обижай. А я пойду. Давно хотел попасть на этот фильм, да из-за работы все никак не успевал.
Он пожал парню руку и побежал в сторону остановки.
Дима молча смотрел ему вслед, почесывая недостриженную голову.
* * *
Наутро Родион подошел к салону чуть раньше, чтобы тщательно подготовиться к новому рабочему дню. Но люди, как всегда, уже толпились возле дверей, придя задолго до назначенного времени. Никто в этом городе не ходил в бары или к психотерапевтам, чтобы вывернуть свой внутренний мир наизнанку. Здесь люди предпочитали ходить к личному парикмахеру.
Аллергик
«Будьте здоровы!» – первое, что слышал Юра, когда выходил из своей квартиры. У парня был черный пояс по аллергии и, как бы он ни старался его лишиться, каждый день иммунная система брала новый антирекорд.
Художников-пейзажистов Юра не понимал с детства, поэзию о природе презирал. Какие-то сумасшедшие дядьки с упоением рассказывают об объятиях с березами и васильковых полях. Обнимать врага Юра мог только в самом страшном сне, а изображать его на холсте считал проявлением психического отклонения или открытой диверсией.
Соседи по дому Юру ненавидели. Из-за него в подъезде перестали мыть полы с хлоркой, заварили мусоропровод, а после того, как Юру в восьмой раз забрала реанимация, с подоконников пришлось убрать цветы.
Первые песни соловьев Юра воспринимал как дьявольский марш. Пока все вокруг радовались теплому майскому солнышку и аромату цветущей сирени, у аллергика начинался его персональный ад.
Из дома Юра старался выходить только при острой необходимости, как это случилось сегодня. Если продукты, лекарства и даже женщин можно было заказать прямиком домой, то стоматолог наотрез отказывался выезжать по адресу и лечить пациента в кухне на табурете.
– Если доедешь за минуту, плачу по двойному тарифу! – крикнул Юра, садясь в такси и задерживая дыхание.
Машина со свистом рванула со двора, проехала триста метров и, выполнив поворот с заносом, быстро вклинилась в километровую пробку.
Юра верил, что способен не пользоваться легкими минут двадцать, если ему потребуется. Но все же задышал, когда таксист начал угрожать ему искусственным дыханием рот в рот, если тот не перестанет синеть. Поездка была не из простых: елочка, висевшая на стекле заднего вида, коварно источала аромат ментола и вызывала слезы, чехлы из дешевой ткани раздражали кожу через куртку, а сам таксист пах, как раздевалка в спортзале, и при этом еще курил вейп с запахом клубники. Весь этот «букет» грозил стать причиной анафилактического шока.
Добравшись до кресла врача, весь в соплях, слезах и с красными ушами, Юра радовался: самое страшное позади.
– Аллергия на анестезию есть? – вернул его в реальный мир своим вопросом врач. – Нерв удалять надо.
В ответ Юра хотел разрыдаться, но тут в кабинет вошла ассистентка – прекрасная, как ангел. Не влюбиться в такую с первого взгляда трудно было себе позволить, и Юра не позволил.
– Надоело! Вокруг меня не мужики, а нытики и тряпки. Я так никогда замуж не выйду, – плакалась она кому-то по телефону. –