– Как скажете, сэр.

Ну вот, начинается. Поза жертвы и смирение перед лицом бесчувственной превосходящей силы. Типа чтоб я себя виноватым почувствовал? Так я не почувствую. Без меня сидела бы ты, красавица, в клетке, пока тебя в публичный дом или в Нигер не продадут. Заострим-ка этот момент.

– Нет, если не хочешь, я не настаиваю, конечно. Собственно, я тебя вообще не держу – можем хоть прямо сегодня оформить тебе вольную, и езжай себе в свой Кимати или куда хочешь. Даже денег на дорогу дам, тысячу экю.

Что, не хочется обратно? Вот то-то и…

– Правда, сэр?!

– Э-э… что именно?

– Вы меня отпустите?!

Блин, и искренний восторг на лице. Чего-то я не понимаю…

– Ну да, если хочешь. Я же сказал…

Черт, что-то разговор совсем не по плану пошел. Нет, я, разумеется, могу передумать – в конце концов, она моя собственность. Но как-то нехорошо получится…

– Спасибо, сэр!

Роняет швабру на пол, подбегает ко мне и обнимает. М-дя. Стою, как дурак, пытаюсь сообразить, в чем тут дело. На фига ей отказываться от замечательной, по местным меркам, жизни?

– Так а ты что делать-то собралась? В Мандела-Сити останешься?

Мотает головой, все с тем же счастливым выражением на лице:

– Нет, сэр, поеду домой, в Кимати!

Что-то я вообще не догоняю.

– Так тебя же родители и продали?!

Ага, немножко погрустнела.

– Да… Но я еще несовершеннолетняя была, они имели право. Тогда наводнение было, урожай весь погиб, семья голодала, им пришлось. Они очень хорошие! Просто так сложилось.

М-дя… Как все запущено.

– А делать-то ты что там собираешься? Что там вообще можно делать – это же большая деревня, как я понимаю?

Кимати – это провинциальный городишко тысяч на пять населения, расположенный на северном берегу Либерти-Лейк. А на южном берегу – там уже Конго, между прочим. Во время гражданской войны городок спалили дотла, а раньше он раз в пять больше был, по словам Элен, и сейчас потихоньку восстанавливается.

На лицо Элен вернулось счастливое выражение, сопровождаемое чуть смущенной улыбкой:

– С тысячей экю, сэр, я смогу выйти замуж за хорошего парня! Это большие деньги там, можно сразу какое-то свое хозяйство завести, а не жить у родителей.

Хм… Зачем тогда вообще возвращаться в какую-то дыру, где обитают родители, если сама с ними жить не хочешь? Да и вообще… Блин, пятнадцать тысяч экю, получается, выбросил на ветер! Хреново. Может, все-таки передумать?

– …построим хижину, купим коз, кур, пару коров…

Э-хе-хех… Ладно, не буду передумывать. Для кармы плохо. Девушка вон уже планов настроила.

– Ну ладно. Сейчас узнаю у Майка, где тут нотариус ближайший, пойдем тебе вольную оформим. И на автостанцию надо, узнать, как обстоят дела с автобусами и конвоями в ту сторону.

– Их там много! Все конвои на Лумумбу проходят через Кимати! Спасибо, сэр!

Опять полезла обниматься. От близости упругого горячего тела кровь заструилась из опечаленного мозга куда-то вниз, спустя полминуты Элен это почувствовала, хихикнула и мягко повлекла меня к постели. Ну хоть какие-то положительные эмоции сейчас не помешают, это точно. Но, блин, пятнадцать штук! Э-хе-хех…

Где-то над эстуарием Замбези, борт самолета авиакомпании «Блэк Вингс»

Не люблю я винтовые самолеты. Пусть это детище испанско-индонезийского[34] сумрачного гения и вибрирует не так сильно, как Ан-24, но все же. Пожалуй, сильнее винтовых самолетов я только вертолеты не люблю. И долгие плавания, хе-хе.

– Чего кислый такой? – Майк, сидящий рядом, расправился с крохотной бутылочкой виски, уже второй растерзанной за этот полет, и переключил внимание на меня. – По конкубине своей тоскуешь? Ну так не отпускал бы.

Пожимаю плечами:

– Да ну а на фиг она нужна, если сама оставаться не хочет? Меня как-то роль реального рабовладельца не сильно прельщает. Уж в плане личной жизни, так точно. Развлекся и ладно. Буду в старости рассказывать, как гарем из рабынь держал, хе-хе.

Да, Элен сегодня с утра отправилась в родной Кимати, заодно увозя с собой две тысячи моих кровных экю. А? Ну вот, две дал. Расчувствовался типа. Ладно, не обеднею. Зато ночью она эмоциями искрилась так, что всерьез подумывал, не отказаться ли от этой затеи. Шутка, хе-хе. Поздно было отказываться, вольную-то еще вчера оформили.

– Ну так чего грустить-то тогда? Отпустил и отпустил. Правильно сделал. Я вот своих не разогнал, когда надо было, теперь не знаю куда девать.

Ирландец тяжело вздохнул, жалуясь на несправедливость судьбы, и, понизив голос, продолжил:

– Ты это… в Кейптауне особо не распространяйся про это дело. Мои друзья-то знают, но лишний шум не нужен. А то болтовня всякая, слухи…

– Да ну понятно, что ж я, совсем тупой, что ли. Никому я ничего говорить не собираюсь.

Майк удовлетворенно кивнул.

– Ну вот и хорошо. И насчет того, что Гискар рассказывал, – тоже не говори никому, добро? Хороший мужик, хоть на стакан и падает иногда. Они же подписку дают о неразглашении итогов экспедиций; если узнают, что он проболтался – у него будут неприятности.

Ну-ну. Что-то мне подсказывает, что не только беспокойством за старого друга продиктована такая забота.

– Не вопрос. Мне пофиг в общем-то, я себя в роли пионера в прериях не очень вижу. Слушай, а ты его откуда знаешь-то?

– Да с той стороны еще. В школу вместе ходили три года, в одном боксерском зале занимались, ну и потом связь не теряли.

– Так ты же из Бостона, а он из Монреаля? – непритворно удивился я. Собеседник помотал рыжей головой.

– Не из Монреаля, а из Квебека. Города в смысле. Но у него отец три года в Бостоне работал и семью с собой взял.

– Понятно…

Некоторое время сидим молча, но затем мне становится скучно.

– Слушай, как думаешь, скоро колонизация на Дальнем Юге начнется? И кто там поселится?

Ирландец задумчиво поскреб рыжую щетину на подбородке.

– Думаю, пока Орден отмашку не даст, все ограничится мелкими проектами тех, у кого очень уж длинное шило в одном месте, типа буров или мормонов этих, которых вырезали. Ничего серьезного не будет.

– Я думал, это менониты были? Мормоны же в Форт-Янге живут вроде как?

Майк открыл третий бутылек виски.