— Алессия, Алессия, не пугай меня! — издали, утихая, раздавался плачущий голос Веронии.

Писк. Пи-пи-пи, пи-пи-пи, пи-пи-пи.

Зачем я установила такой противный будильник? Нет, это не мой, где я? Глаза не хотели открываться. Тело не слушалось. Мне кажется или я правда не могу пошевелить даже пальцами руки?

— Не открывай резко глаза, не напрягайся так. Всё постепенно. — чёткий женский голос послышался над головой. Вспышка света. Кто-то посветил мне в глаза. Я не вижу, ощущаю только свет. Светло, темно, посветлее, потемнее, и пятна: светлые, тёмные. Я же открыла глаза? Или нет? Стало нечем дышать. Горло свело спазмами. Тёплые руки погладили мне лоб.

— Сейчас я выну это, дыши, старайся сделать вдох и не паникуй.

Из горла протащили трубку. Воздуха не хватало, казалось, что я не смогу вдохнуть.

— Дыши. Дыши.

Глубокий судорожный вдох. Я дышу.

— Молодец, Алеся, ещё чуть-чуть потерпи. Всё хорошо. Теперь у тебя будет всё хорошо. — Спокойный голос придавал уверенности. Я в больнице? Если так, я вернулась, но почему тогда я в больнице? Если нет, где я? Я ничего не вижу, нарастала паника.

— Тщщ, не верти головой. Спокойнее. Сейчас ты немного привыкнешь к свету. — тот же чёткий голос раздался рядом.

Шаги. Тяжёлые, широкие, и ещё одни, семенящие на каблучке. Судя по звуку, это не шпильки. Я уже отвыкла от этого слова. Где я? Голос прозвучал очень хрипло и еле слышно.

— Ты в БСМП № 1, полтора года провела в коме.

Сколько?

— Попей, легонько, только смочи горло. Много нельзя. Сейчас Татьяна поставит тебе систему.

Наступила тишина, и стало не понятно, есть тут кто или нет. Я провалилась в сон. Придя в себя, услышала тихие голоса.

— Бедняжка, как теперь жить будет? У неё же полный паралич тела. — голос выдавал женщину в годах.

— Ничего, у неё богатые родственнички, вон какую палату оплачивают уже полтора года. Это тебе не копейки. А тут еще и круглосуточный присмотр.

Паралич я пропустила мимо ушей. А вот про родственников… Кому понадобилось столько времени заботиться обо мне? И как я попала сюда? Последнее что я помню из моего мира, это чай моей тётки в той квартире. Это из-за него меня так? Разочарование накатило в эту минуту: не так, всё не так, не в тот момент я вернулась. Выжил ли Дракон? Увижу ли я Его ещё во снах? В груди снова закололо. Но ни пошевелиться, ни тем более прижать привычно руку к сердцу я не могла. Нить! Она еще осталась? Я не вижу. Не вижу!!! Слёзы градом полились по щекам.

— Ну-ну, тише, милая. — Раздался голос жалеющей меня женщины. — Твоим уже сообщили, едут сюда, небось, уже на всех парах. — поглаживание по волосам. Вдох. — Такая молодая…

Укол в плечо, сознание провалилось в темноту.

Снов я не видела.

Проснулась от тихих голосов. Мерное пиканье приборов заглушала часть речи говоривших.

— Как мы расскажем ей? Она точно ничего не помнит?

— Придётся вернуть всё как было.

— Нет, я так не могу. Не смогу.

— Тебе не придется. Она пробудет здесь еще долго. Сказали, она не видит. Нервная система поражена. Остался ли в ней еще разум?

— Так и будет лежать тут овощем? Надо было отключать, я говорила! Зачем ты запретил мне подписывать те чёртовы бланки? — истеричные нотки проявились в тихом голосе моей… матери.

— Идём. Ты хотела увидеть — ты увидела.

Второй голос принадлежал Владлену Ирскому. Моему бывшему жениху.

Горечь подкатила к горлу, я лежала, закрыв глаза и сцепив зубы. Я уехала, сбежала, не стала бороться за любовь. Мой маленький мир был разрушен. В те дни, когда выяснилось, что мы потеряли малыша… Что я потеряла малыша… мой будущий муж, Владлен Ирский изменил мне с моей матерью. Там же в клинике, не особо прячась, она сделала всё, чтобы я увидела их. Решила раз и навсегда поставить точку между нами. Не пожалела чувств дочери. Отомстила мне за отца.

Мой отец заделал ей ребенка (меня), когда ей только стукнуло восемнадцать. Намного старше её, жёсткий, беспринципный, просто взял её девственность, не спросив. Держал около себя ещё два года, пока его не убили в каких-то бандитских разборках. Его наследники ничего не желали знать обо мне и матери. О нас забыли. Даже не так. Нам велели забыть о них. Это всё, что рассказала мне мать. Даже если она лгала, у меня не было никакого желания искать родственников отца. Они ведь не делали того же.

Выросла, выучилась на художника-дизайнера. Моя внешность злила мать: я была похожа на отца. Но мне не достался его характер. Я не умела бороться за себя. Знойная брюнетка, высокая, с высокой красивой грудью, правильными чертами лица и стройным телом в свои 45 мама выглядела на 35. Я же была бледной копией незнакомого мне человека.

Когда она, шутя, говорила мне, что мой жених очень даже ничего, я отгоняла мысли, что он думает о ней то же самое. Это ведь было невозможно? Ему ведь нравлюсь я? Неопытность сыграла злую шутку.

Мы собирались пожениться и готовились к свадьбе. Мать злилась и нервничала, постоянно с кем-то скандалила по телефону, практически не скрываясь. А потом я получила письмо нотариуса о наследстве и скинула его в спам. Не поверила и забыла о нём. Через месяц на пороге нашей квартиры стоял сам нотариус. Мамы дома не было несколько дней. Она уезжала к подруге. В то же время и мой жених ездил заключать контракт в другой город. Я не сложила два факта тогда. А когда поняла, стало слишком поздно. Квартирой, что досталась в наследство пользоваться не спешила. Всё время пыталась рассказать Владлену о ней, но разговор всегда уходил в сторону. Решила просто придержать её. Хорошо, что порывы продать её и отдать вырученную сумму жениху на расширение его офиса были прерваны поступком матери. Но тогда, когда он узнал о моей беременности, не мог скрыть счастья. Носил меня на руках по всей квартире и говорил, что строит нам дом, что мы не будем ни в чём нуждаться, что он будет самым счастливым мужем и папой на свете. Верила ли я ему? Да. Любила. Верила. Мечтала.

Через неделю Владлен написал мне смс. Сообщения он писал очень редко, но именно эту я помню наизусть.

"Приезжай в наш дом. Сейчас."

Я поехала на стройку нашего дома. Район был новым. Улица застраивалась одновременно пятью коттеджами. Сегодня у рабочих