– И то, и другое, и третье обычно тесно переплетается, – заметила она.

– Чем я могу помочь?

Бернадетт убрала руки со спинки сиденья первого ряда, поднялась с колен и села на скамью.

– Можно я поговорю с вами о том, о чем вы сказали раньше. Если вы не против.

– Говорите, – произнес он голосом, едва отличимым от шепота.

Он остался коленопреклоненным, по-прежнему держа руки на спинке скамьи, чуть правее ее плеч. Интимность голоса, близость его тела вызывали у нее неловкость. Наверное, лучше уж было бы воспользоваться исповедальней. Ее потянуло снова встать на колени, чтоб хоть как-то отдалиться от него, но она подумала, что ему это покажется странным, и осталась сидеть, как сидела, продолжив:

– Вы предположили, что мое видение может быть делом рук Сатаны…

– Да.

– Ведь должно быть наоборот.

– Божий промысел?

– Да, – твердо ответила она.

– Что вселяет в вас такую уверенность, дочь моя?

– Я была дома, работала над расследованием. Я наклеивала на стену всякую чепуху. Стикеры – липкие бумажки. – Она примолкла, зная, что такой способ работы ему покажется необычным, не говоря уж о том, каким образом она накапливала наблюдения. – Записи содержали ключи, которые я… гм-м… подобрала в деле.

– Ключи, которые вы заполучили с помощью этих видений?

– И с помощью обычной работы в поле, – быстро добавила она.

– Пожалуйста. Продолжайте.

– Так вот, я лепила эти желтые бумажные квадратики на гипсокартон, располагая их так, чтобы был смысл: разбивала на группы, перетасовывала. Закончив, я отошла на шаг и посмотрела.

– И?..

– И, даже не сознавая того, я расположила заметки по стене так, что они образовали крест.

По последовавшему длительному молчанию было понятно, что своим рассказом она его встревожила. Не надо было ему это рассказывать, не надо было опять сюда приходить. Он еще ее примет за ненормальную. Вообще эта идея с церковью была не очень удачной.

Подтверждая ее опасения, монах следующие слова прошипел ей прямо в правое ухо:

– Бумажный крест? Обман, дочь моя. Ваши руки и ваше сердце направляли демоны.

– Да нет же ведь… никаких демонов, – вяло парировала она.

– Демоны являются во многих видах, дочь моя. Прочтите у Тимофея в Новом Завете: «Дух же ясно говорит, что в последние времена отступят некоторые от веры, внимая духам обольстителям и учениям бесовским, чрез лицемерие лжесловесников, сожженных в совести своей…»[24]

– Вы меня называете лжесловесницей или говорите, что я достаточно глупа, чтобы прислушиваться к лжецу? Я не знаю, что хуже, святой отец.

Тон монаха смягчился.

– Если бы вы могли рассказать мне о своих видениях…

Бернадетт сжала зубы и с трудом проглотила слюну. Ну вот, теперь он ее раздражает, а ей нужно держать себя в руках.

– Не могу. Текущее расследование.

– Как удобно… для дьявола.

Она стала подниматься.

– Прошу извинить, что отняла у вас время. Дурацкая была мысль – прийти сюда, свалить на вас свои беды, тем более что полной картины я дать вам не могу.

Внезапно изменив тон, францисканец мягко сказал:

– Разумеется, есть то, о чем вы мне можете рассказать, не подвергая опасности свое расследование. Мне нужно знать больше, прежде чем судить, не сбились ли вы с пути праведного. Вы можете – в общих чертах – сказать, кого вы подозреваете в этом деле? Что это за живая душа, которую могут подвергнуть аресту на основе ваших видений?

Она неохотно опустилась обратно на скамью.

– Он работает в больнице. Проводит время с пациентами.

– Что заставляет вас этому верить? Что привело к такому выводу?

– Он был в палате с больной женщиной. Думаю, он изучал книжку статистики по больным.

– Что, дочь моя? Я не понимаю. Книга о жизненно важных симптомах у больных?

– Я прибегла к своему видению: видеть глазами убийцы. Этот человек, убийца, читал какой-то справочник, в котором глава или страница называлась «Числа». Я решила, что это была…

– Книга в Библии, – выдохнул он.

– О чем вы говорите? Что я видела? – Бернадетт обернулась и уставилась на монаха. – Вы знаете, на что я смотрела?

– На «Числа», – донесся голос из-под капюшона. – Вы смотрели на «Числа». Четвертую книгу Пятикнижия.

– Это еще что?

– Это вам следовало бы знать, дочь моя. Пятикнижие – это первые пять книг Библии.

– И одна из этих книг, четвертая, называется…

– «Числа», – повторил он.

– А я-то думала, что он углубился в статистику по больным или еще что.

Францисканец встал с колен, сел на скамью и, отвечая, перебирал четки. Бернадетт заметила, что руки у него дрожали. Теперь он начинал верить в ее способности, и это напугало его.

– Строго говоря, книга имеет какое-то отношение к статистике, – сказал он. – В ней рассказывается о событиях во время блужданий израильтян по пустыне. Название – «Числа» – относится к переписям, которые Господь повелел Моисею сделать в начале и в конце пустынного периода.

– Вы не сокращаете для меня название? Не упрощаете его?

– Нет, – качнул он головой.

– Святой отец, вы уверены? «Числа»? Она так просто называется – «Числа»?

Он заговорил заученно, распевно:

– «И сказал Господь Моисею в пустыне Синайской, в скинии собрания, в первый день второго месяца, во второй год по выходе их из земли Египетской, говоря: Исчислите все сообщество сынов Израилевых по родам их, по семействам их, по числу имен, всех мужеского пола поголовно, от двадцати лет и выше, всех годных для войны у Израиля, по ополчениям их исчислите их – ты и Аарон».[25]

– Я приму это как «да». – Сказав так, Бернадетт отвернулась и уткнулась лицом в ладони.

– Что случилось? Это не тот ответ, которого вы хотели или ожидали?

– Он все меняет, – выговорила она сквозь пальцы. – Мои предположения были неверны. Мне придется начать сначала. Идти в ином направлении.

– Расскажите мне еще о том, что видели. Возможно, я смогу помочь вам…

Бернадетт резко выпрямилась.

– Вы уже помогли больше, чем можете себе представить.

Почувствовав руку на своем плече, она вздрогнула. Монах стоял на коленях прямо позади нее, и это ей не понравилось.