«Нам ее не одолеть, – словно в ответ на ее мысли заговорил Эдуард, – она слишком сильна. Слушай меня внимательно, Алина. – Переход на «ты» произошел так легко и естественно, что почти остался незамеченным. Почти. – Наш барьер продержится недолго. Выходи отсюда сейчас же! Тебе надо вывести всех из пространственной аномалии. Она скоро разрушится, и вам надо постараться попасть не в то место, где нас атаковали «заморы». Сделайте тройную интеграцию, обеспечьте физический контакт с «лояльными» и представьте, где хотите выйти».

В первый момент Алина подумала, что ослышалась. Она ожидала чего угодно, только не таких слов. Они были словно удар под дых.

«А как же ты?! Я тебя тут одного не оставлю!»

«Боюсь, у тебя нет выбора. Прости».

Односторонний разрыв Эдуардом ментальной интеграции и его пси-удар стали последним, что Алина ощутила в этой реальности, вылетая обратно в свое физическое тело.

* * *

Будь у Эдуарда в данный момент настоящее тело из плоти и крови, он бы, пожалуй, заскрипел зубами от боли и напряжения. Нет, он еще не проиграл. Собственно, именно сейчас его замысел вступал в решающую фазу. Он не мог победить проклятую Охотницу, но мог утащить ее туда, где она перестанет представлять угрозу. Она именно потому сумела наглухо заблокировать Эдуарда в его сознании, что оно казалось ему неотделимым от физического тела. Но именно казалось. Прохоренков изучал умения высших Измененных и их способность покидать физическое тело, существовать без него, вызывала у него особый интерес. Только это явление Эдуард никогда не применял к себе даже в мыслях: ну да, Измененные могут, ну так на то они и Измененные. А люди так не могут. Это казалось непреложным фактом. Люди – может быть, но сувайворы… Это же совсем другой коленкор! И вот сейчас настало время попробовать, применить эти знания на практике, на себе. Справиться с косностью и консерватизмом человеческого мышления, убрать ограничения, который ставит так называемый здравый смысл, – вот что было ему сейчас нужно. Когда он отделит свое сознание от тела, пространственная аномалия, завязанная на него, распадется за считаные секунды. Ребятам нужно дать совсем немного времени, чтобы выйти из нее, а много он и не сможет: теперь, когда он один, противница весьма скоро прорвет все его блоки и барьеры.

«Настя» смотрела на него с улыбкой превосходства и с легким удивлением.

– Красивый жест, Эдик, – произнесла она. – Красивый, но бессмысленный. Ты же знаешь, что я все равно их не выпущу. Раздавлю так же, как и тебя, только чуть позже. Смешно. Неужели ты рассчитывал, что твой жалкий барьер удержит меня надолго?

– А мне долго и не надо, тварь! Ты сделала ошибку, втянувшись в мое сознание целиком, – слишком хотела со мной разделаться. Зря.

Улыбка на самодовольном лице «Насти» слегка поблекла, но, похоже, она еще не вполне поняла, в чем подвох. Несколько мгновений растерянности – то, что надо. Пора. «Простите, ребята, больше ждать я не могу».

И Эдуард бросился на противницу с голыми руками. Когда тебе кажется, что враг действует нелогично, ты просто не понимаешь его логики. Именно это сейчас произошло с Охотницей. Слишком уверена она была в своем силовом превосходстве и в том, что никакие трюки не могут позволить сувайвору-одиночке с ней справиться. Поэтому она даже не попыталась воспрепятствовать его безумному рывку. А он схватил ее в объятия. Отчаянно крепкие. Схватил, сковывая себя с противницей псионическими узами.

– Прокатимся в глубокий ментал, сука!

Только тут до нее дошло. Но было уже поздно: Эдуард отделил свое сознание от тела, от пространственной аномалии, в которой оно осталось лежать бездыханным на полу, и, проломив тонкую грань между обычным менталом и глубоким, таким, откуда практически нет связи с физической реальностью, рухнул туда, увлекая за собой ошеломленную противницу. Барьер, тонкий с этой стороны, с противоположной был практически несокрушим. Эдуард знал это, поскольку много работал с Измененными-псиониками. Что называется, вход рубль, выход – миллион. Знал он и то, что фактически взял билет в один конец. Но не жалел ни о чем. И когда межпространственный барьер сомкнулся над ним и Охотницей, ощутил только громадное облегчение.

* * *

– Черти полосатые!

Мне хотелось и покрепче выразиться, кого тут уже стесняться на грани небытия! Боль во всем теле, слезящиеся глаза, бушующая за барьером тьма, пожравшая уже практически все катакомбы, кроме маленького пятачка вокруг нас, два смертельно бледных и полностью энергетически высушенных пироманта, оставшиеся в живых только благодаря инъекциям антиновы, мы с Шахматистом, держащие барьер из последних сил, и неподвижные тела дока и Алины. Все еще неподвижные. Неужели все это станет последними моими ощущениями в жизни? Ох, как бы этого не хотелось! Но, кажется, для нашего спасения уже требуется полновесное чудо.

И когда краем глаза я заметил, как зашевелилось тело Алины, во мне вспыхнула безумная, отчаянная надежда, что чудо произошло. Но второе тело так и осталось неподвижным.

– А где док?

Кажется, мы с Шахматистом спросили это чуть ли не хором.

– Он… ушел, – голос Алины дрогнул. Всего на мгновение, и тут же она собралась. – Тройная интеграция! Хватайте парней! Сейчас аномалия разрушится!

Включить в наше единение Алину было секундным делом. Затем – положить руки на плечи сидящим на полу измотанным пиромантам. А несколькими мгновениями позже реальность бывшего лабиринта разлетелась вдребезги.

* * *

Смена декораций получилась резкой. Только что – мрачные катакомбы с надвигающейся живой тьмой, и вот – склон здоровенного скального гребня. Выпали, можно сказать, удачно: по крайней мере никто не сверзился вниз с довольно крутого склона.

– Черти полосатые! – неоригинально высказался Дрон, потирая ушибленный бок. – Вот это посадочка!

Алина только бросила на сталкера потухший взгляд, но промолчала. Говорить что-либо было выше ее сил. За нее ответил Шахматист:

– Имей совесть, Дрон. Лучше было угодить прямиком в жижу Топи? Там было бы определенно мягче.

Пироманты с трудом поднялись на ноги.

– Где мы? – выдавил Алекс. – Кто-нибудь узнает местность?

Сталкеры огляделись. Высокие скалы росли, казалось, прямо из зелено-бурого безбрежного моря Топи. О том, что здесь когда-то был лес, напоминали чахлые остовы деревьев, почти повсеместно увитые отвратительного вида лианами.

– Это, стало быть, Откликной гребень, – сообщил Шахматист. – Алина, вы сюда и целились?

У Алины в горле стоял ком, а слезы она невероятным усилием воли высушила на подступах к глазам, не позволив им выйти наружу. Никаких эмоций! Не теперь. Она не имеет на них права, пока отвечает за отряд. Но разлепить губы сейчас оказалось для нее сродни подвигу.

– Нет, не сюда. Я целилась на восточную окраину Златоуста.

Шахматист присвистнул.

– Однако неслабо вы промазали!