Очнулся Венк на операционном столе. У него был перелом основания черепа, пять сломанных ребер и многочисленные ушибы. Без Венка не могло быть и речи об успехе контрнаступления.

Второй удар, по левому флангу Жукова с юга, так и не был нанесен. Немцы отчаянно отбивали атаки русских.

Четыре дня спустя после тройного налета на Дрезден некоторые районы города все еще продолжали дымиться и тысячи спасателей, включая британских военнопленных, не прекращали работ по поиску выживших.

Геббельс мог использовать уничтожение Дрездена для разжигания чувства негодования в Швейцарии, Швеции и других нейтральных странах. Однако бомбардировки предоставили немцам еще одну возможность, и уже не из области пропаганды. На совещании с начальниками отделов 18 февраля Геббельс сделал эмоциональное заявление о том, что Женевская конвенция "теряет свое значение, когда летчики противника могут убить сотни тысяч мирных граждан за два часа". Лишь эта Конвенция не позволяла немцам наказать экипажи самолетов. Если бы не было этой Конвенции, то следующий Дрезден, по мнению Геббельса, можно было бы предотвратить, уничтожив всех британских и американских военнопленных летчиков по обвинению в "убийстве мирных граждан".

Большая часть подчиненных возразила Геббельсу, особенно Рудольф Земмлер, который предостерег против подобных действий из-за "огромного риска, которому мы подвергнемся, и репрессий, которые обрушатся на немцев, находящихся в руках противника". Геббельс проигнорировал предупреждение и дал указание одному из офицеров выяснить, сколько летчиков из армий союзников находится в руках немцев и сколько немецких летчиков — в руках союзников. Земмлер снова запротестовал, но адъютант Геббельса толкнул его под столом ногой, и тот закрыл рот.

В тот же вечер Геббельс решал этот вопрос с фюрером, который согласился с ним в принципе, но решил повременить с принятием окончательного решения. К счастью, Риббентроп и другие смогли отговорить Гитлера.

Что касается простых немцев, то они более желали мира, чем мести, и 18 февраля в газетах четырех европейских стран появились сообщения о переговорах. Статьи в португальских и испанских газетах не имели под собой никаких оснований, а в шведских и швейцарских они появились после того, как Гитлер во время встречи с генералом СС К. Вольфом и Риббентропом, промолчав в ответ на прямой вопрос о мире, дал им надежду на то, что будет не против, если они подготовят условия для подписания мирного договора с Западом.

Совсем не казалось странным, что СС и министерство иностранных дел пытались независимо друг от друга выполнить одну и ту же задачу. Еще с мюнхенских дней Гитлер давал нескольким подчиненным одно и то же поручение с тем, чтобы они проявили рвение. Гиммлер и Риббентроп соперничали с давних пор и страдали одной общей физической особенностью: после малейшей критики со стороны фюрера у них начинал болеть живот. Их нынешнее соперничество сосредоточилось вокруг решения вопроса о мирных переговорах, и оно стало настолько острым, что между двумя ведомствами едва не разгорелась настоящая война.

Наряду с этими шагами и Гиммлер, и Риббентроп также вели переговоры о спасении заключенных в концентрационных лагерях. Усилия Гиммлера были мотивированы не чувством гуманности, а определенным шантажом, поскольку было очевидно, что миллионы жизней могли стать сильным фактором в мирных переговорах. В этом деле Гиммлеру помогали два человека, одним из которых был его личный массажист доктор Феликс Керстен, эстонец по происхождению. Керстен не имел никакой медицинской степени. Мужчина средних лет с чувствительным ртом, он был невысоким, толстым, неуклюже передвигавшимся, но он стал таким большим экспертом мануальной терапии, что многие богатые и известные люди Европы желали воспользоваться его услугами. Незадолго до начала войны у Гиммлера начались страшные боли в животе. Вызвали Керстена, и его массаж дал такие поразительные результаты, что Гиммлер стал полностью зависеть от него. Керстен уже воспользовался своим влиянием, чтобы спасти от гибели многих заключенных.

Вторым человеком был бригадный генерал СС, начальник разведки Вальтер Шелленберг. Он с симпатией относился ко всему, чем занимался Керстен, и почти убедил Гиммлера, что проявление гуманности к политзаключенным и военнопленным докажет миру, что с рейхсфюрером можно иметь дело. Хотя Шелленберг официально подчинялся Кальтенбруннеру, начальнику РСХА и заместителю Гиммлера, он отлично ориентировался в коридорах власти и выходил на Гиммлера напрямую. Шелленберг был невысоким, симпатичным, утонченным человеком тридцати трех лет, образование получил в иезуитском колледже. Он уже давно пришел к убеждению, что Гитлер ведет страну к полной катастрофе, и неустанно подталкивал Гиммлера использовать любую возможность проведения мирных переговоров.

Задача была не из легких, поскольку все переговоры приходилось вести втайне от Гитлера, а кроме того, Кальтенбруннер, этот фанатичный нацист, недолюбливал Шелленберга и не доверял ему. Он неоднократно предупреждал Гиммлера не заниматься делами, которые могут вызвать недовольство Гитлера. Кальтенбруннер родился в 1903 году недалеко от того места, где родился Гитлер. Его отец, нарушив семейную традицию, стал юристом, и сын пошел по его стопам. В двадцать девять лет он вступил в ряды австрийских нацистов и благодаря старательности и настойчивости высоко поднялся по служебной лестнице, привнеся в свою работу юридическую логику и последовательность.

Его начальник, Гиммлер, вначале противился физическому устранению евреев, а позже даже признался Керстену, что "уничтожение людей немцам не присуще". Рейхсфюрер питал отвращение к насилию — хотя лично приказал расстрелять своего племянника за гомосексуализм — и когда лично присутствовал на казни, то его вырвало; лишь его почти мистическая вера во все, что делал Гитлер, а также его глубокий страх перед Гитлером заставили его стоять и мрачно смотреть за казнью до конца, когда упала последняя жертва. В заметках к лекции перед офицерами вермахта он как-то написал своим похожим на паутину почерком: "Уничтожать всех потенциальных лидеров сопротивления. Тяжелая, но необходимая задача… Мы должны быть жестокими, мы несем ответственность перед богом".

Бремя массовых убийств настолько тяготело над ним, что приступы в желудке стали еще более болезненными, и он все больше попадал в зависимость от человека, который приносил ему облегчение — Керстена. Теперь массажист с помощью Шелленберга пользовался этой властью, чтобы убедить Гиммлера в необходимости спасти тех евреев, которые еще не были умерщвлены. Привыкшего к исполнению чужих приказов, Гиммлера принуждали действовать по своей собственной инициативе; верного ученика, его вынуждали предать своего лидера; труса по природе, его вдохновляли на героические подвиги. В то же самое время Гиммлер тяжко размышлял над страшными последствиями, которые могли последовать за его действиями. Он колебался между утонченным и очаровательным Шелленбергом и властным Кальтенбруннером, постоянно находясь в состоянии хронической нерешительности. В последнее время у Шелленберга в этой борьбе появился небольшой перевес, и он убедил Гиммлера тайно встретиться с бывшим президентом Швейцарии. Швейцарцы пообещали выплатить огромные суммы в швейцарских франках за каждого освобожденного еврея, а также смягчить чувства свободного мира по отношению к Германии. Гиммлер с готовностью согласился отправлять в Швейцарию по 1200 евреев каждые две недели.